Истории его почти никто не поверил. Решили, что, утомившись, Бернар задремал в молитве — и увидел отца Доминика, а может, тот и впрямь явился к нему во сне; вот только в отца Доминика с тряпкой в руках верить было как-то сложновато. Да и тряпок было не две, а всего одна; почему-то количество тряпок более всего убеждало практичных братьев, что наказанный новиций всего-навсего увидел благочестивый сон. Гильем Арнаут, правда, сказал, что святые люди могут по-разному проявить себя в нашей жизни — веруем же мы в communio sanctorum! — а дерево узнается по плодам: если Бернару его сон или видение помогло понять ценность святого послушания, наверняка оно исходило от Господа. И в доказательство того привел пример исцеления одной пьемонтской сестры, которой блаженный Доминик также явился во сне и наложил ей на больное место полотнище, которого никто, кроме нее, не видел. Однако сестра видела эту ткань и чувствовала, и наутро встала совершенно здоровой — так что нет резона не верить и в историю брата Бернара.
Брату Бернару, впрочем, было не обидно, что ему не верят. Он больше не бегал от трудовых послушаний, целый год или около того казался совершенно счастливым. Потом история подзабылась — до самого августа 1234-го, когда весь Орден в дружной радости встречал весть о причислении славного отца к лику святых. Из монастыря в монастырь носилась весть о чудесном перенесении его мощей — как в темноте, в окружении муниципальных солдат, бедные братья с ужасом вскрывали родительский гроб, опасаясь обнаружить там смрадный труп, что навеки подкосит благочестие глупых мирян, смотрящих только на внешнее… И как из вскрытого гроба от костей святого человека поднялось дивное благоухание словно бы цветов — цветов! — вне себя от радости кричал брат Бернар, к тому времени уже не новиций, к тому времени уже священник… Каких цветов? Непонятно? Не скажет ли кто — какие это были цветы?
Брат Гильем ездил в Рим свидетельствовать на процессе прославления — он собирал сведения по Тулузену, опрашивая об отце Доминике мужчин и женщин, лично его знавших. Сыграв свою роль, он вернулся, привезя с собою четки, которыми прикоснулся в Болонье к благоухающим костям патриарха проповедников; четки в течение нескольких месяцев хранили этот ни на что не похожий запах. Брат Гильем дал четки в руки Бернару; тот погрузил деревянный розарий в чашу ладоней и долго дышал ароматом — так пахли цветы из райского сада, где гулял теперь отец Доминик, и аромат пропитал, видно, его небесные одежды — тот же самый хабит, иного и не надо — и его земные останки, ожидающие воскресения… «Да, братья, это они, это цветы», — радовался брат Бернар. И снова вспомнилась старая шутка, и снова дразнили его, гордого и довольного, что полы его научил мыть сам отец Доминик. Святой Доминик — теперь это были не пустые слова: епископ Раймон, бывший провинциал Прованса, уже отслужил в Жакобенской чисто вымытой и украшенной церкви первую мессу в честь святого Доминика Проповедника в его праздник, пятого августа, называя его покровителем монастыря и храма. Приходите к нам еще, брат визитатор. Оставайтесь с нами навсегда…
