избавлялся от навязанного мне чувства долга, и не Колей навязанного, но
мной самим же. И не побоюсь утверждать, что все человечество за
исключением, наверно, двух-трех великих личностей – дерьмецо не чище.
Правда, бывают случаи, когда даже самых прожженных циников можно
заставить быть искренними. Так, иногда всеми пинаемые, игнорируемые и
презираемые люди переживают приступы любви к тем, кто всего лишь
обратил на них внимание, словом или поступком дал им вновь
почувствовать себя нормальными. Это эффект неожиданности, когда ты
вроде бы ставишь на себе крест, а кто-то переворачивает все твои
представления о том или ином предмете.
Нечто подобное я наблюдал как раз на примере Вани. Он оказался в
нетипичной, неожиданной ситуации и спонтанно отреагировал на
оказанное мной внимание благодарностью. К тому же он был достаточно
инфантилен, чтобы сделать это с простотой. Именно так в дальнейшем я
объяснил себе причину, по которой рассказал Ване то, что до него никому
рассказать не мог.
Наверное, именно острота ощущений во время секса с Ваней и
97
напомнила ту сцену из прошлого, оказавшую на меня столь пагубное
влияние. Никогда с тех пор я не уважал и не ценил себя, никогда не верил
в окружающих. Произошло неожиданное столкновение со
вседозволенностью, которая по мнению глупцов наделяет человека силой
и могуществом, а на самом деле только подводит его к черте, за которой
ничего нет.
– Тебе понравилось? – осторожно спросил Ваня, когда мы вновь
забрались под одеяло, и наивность этого вопроса заставила меня
хихикнуть.
– Мне было очень приятно. Ты не поверишь, но до тебя мне так приятно
ни с кем не было.
– Да ладно, ты так говоришь, чтобы угодить.
– Но тебе же в радость.
– Не стоило только ради этого.
– Я говорю правду, но попытайся понять такую вещь, я не люблю секс, он
у меня ассоциируется с собственным ничтожеством. Я трахаюсь и осознаю
свою слабость.
– Ну и не трахайся в таком случае.
– И рад бы, только не забывай о похоти. Она-то и есть слабость, а
контролировать ее или хотя бы превращать во что-нибудь другое
научились очень немногие.
– Кто, например?
Мы лежали обнявшись. Я положил голову Ване на грудь, а он время от
времени, как будто успокаивая, чмокал меня в затылок.
– Витгенштейн, например.
– Кто-кто?
– Философ один. Неважно. Его, кстати, тоже тянуло к мужчинам, и он
