тоном.
– Нина Владимировна, мне необходимо поместить человека на ночь, –
заявил он с ходу, даже не поздоровался.
Поместить меня. Докатились. Даже если он не будет ко мне приставать –
15
а он не будет, похоже, все-таки вышла ошибка. Этот человек выполняет
что-то вроде долга.
– Нет, это не солдат… Нет-нет… Что за вариант?.. Подойдет. Я
записываю.
На клочке бумаги Валентин написал продиктованный адрес. Не
попрощавшись, бросил трубку и протянул ошметок мне.
Площадь Маяковского. Дом за гостиницей «Пекин». Центр – прямо шик.
– А вы занимаетесь благотворительностью? – спросил я ехидно.
Валентин не понял, о чем я.
– Это ведь похоже на благотворительность. Хотя бы на ее изнанку.
Я начал дерзить. Грустный признак. Я понимаю, что вот сейчас мы
распрощаемся. Я понимаю, что его гостеприимство – знак благородства,
но не внимания непосредственно к моей персоне. Он знает о моем
грустном положении и помогает, потому что это в порядке вещей. Я очень
поспешил влюбиться.
Валентин весело улыбается и молчит. Мне даже не удалось задеть его
напоследок.
– Дайте-ка бумажку.
Он взял протянутый мной клочок и что-то нацарапал.
– Звоните, если будут какие-то проблемы. Я с удовольствием помогу.
У меня есть его телефон. У меня есть жалкая надежда. Из учебника
акушеров: пуповину лучше обрубать, а не отрезать медленно.
Я добрался до дома за «Пекином» пешком. Было где-то около полуночи.
Я брел по московским улицам с частыми передышками – торс Венеры, как
верный пес, со мной. Одинокий мальчик в зимнем городе с безрукой,
безногой женщиной в слабых объятьях. Снег меня не любит.
Конечная цель. Не менее жалкое зрелище. Темнотой и холодом оно
только заострялось. Пятиэтажный дом с двумя подъездами, из которых
один полностью выгорел и одичало вонял кошачьей мочой. Окна второго
уютно светились сквозь снег, но светились как-то бедно – вот-вот вышибет
пробки.
Из грязного дворика по соседству со стройкой я поднялся на пятый этаж,
в квартиру №44. Лифт не работал.
16
Дверь открыла смазанная алкоголичка. Такая типичная тридцатилетняя
московская бомжиха, с синяком под глазом и паклей волос. Красная ткань
в белый горошек заместо юбки. Она старалась не смотреть на меня, то ли
смущенно, то ли по пьяни отводила глаза и косилась куда-то в пол.
– Мне сказали, здесь можно переночевать.
– Ага, – хрипло признала тетя и углубилась в самосозерцание.
