– Я сама пришла сюда.
Выступающая верхняя губа придавала личику Тонки мышиное выражение. Не красавица. Но неплохая фигура и уверенная манера держаться давали ей шанс. В прошлом нищая девочка. Сейчас служанка, да. Но молодые ребята из окружения самого поглядывают с интересом. Остается, не спеша выбирать.
Все это Тонка выложила немногословно, ни на секунду не прекращая растирать полотенцем вымытую голову Наоми. Тут Наоми вспомнила:
– Тонка! Ты сделала?..
– Все готово, госпожа. Вы только обсохните…
Наоми просила у нее для своих упражнений одежду попроще. Теперь Тонка положила перед ней сверток. Свежевыстиранные, отглаженные штаны, две рубашки, куртка. Одежда юнги. Тонкое, прочное полотно. Она оделась перед зеркалом. Какое все легкое! Повернулась, прошлась. Здорово! У Тонки глаз – алмаз, так подобрала по фигуре. И как хорошо, что можно держать руки в карманах.
Чмокнула довольную Тонку в щеку. Еще пару дней…
В тот, назначенный самой себе день, Наоми встала до зари. Сквозь задернутые занавеси сочился бледный свет. Быстро оделась в обновку. В кармане штанов завязан уголок – там тонкая золотая цепочка. Левый карман куртки – застегнуть на медную пуговицу. Овальное зеркальце, самый первый подарок Ваги. Рамка из чистого золота. С этими средствами и начнет она новую жизнь.
Взяла в руки башмаки и неслышно выскользнула в полутьму коридора. Тускло светились флуоресцентные лампы на стенах. Пройти надо мимо только одного часового. Она шла, опустив голову, не спеша, хотя сердце отчаянно колотилось.
«Не вижу я весь белый свет,
А вы меня. Меня здесь нет»
Часовой продолжал смотреть прямо перед собой. Закусив губу, Наоми осторожно ступила босыми ногами на лестницу. Шаг, еще… «Спи, проклятый кретин. Спи наяву. Мальчик милый, спи…»
Последние ступени – и она в нежилой комнате, откуда Пини показывала ей Большую бухту. Здесь нет решеток на окнах. До земли пятнадцать метров, ерунда. Обулась. Быстро выпростала из кармана («какая прелесть – эти карманы!») моток тонкой веревки и крепко привязала к оконной раме. «Смотри, не угробься, Наоми. Ты у меня, дорогая – одна».
Требовались шелковая туника и четыре ночи, чтобы получилась эта тонкая веревочка с частыми узелками. Наоми вынула две узкие полосы ткани – простыне тоже досталось, и стала аккуратно бинтовать ладони.
Протиснулась в щель окна-бойницы в толстой стене. Вот ноги не ощутили опоры. Она изо всех сил сжала веревку, зная, что если руки не выдержат – конец. И соскользнула в пустоту. Ее развернуло лицом к стене. Веревка резала ладони, узелки больно проскальзывали меж намертво сжатых пальцев. Жгло так сильно, что, стиснув зубы, Наоми с трудом подавила стон. «
