Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан | страница 6



Таким образом, мы готовы сказать, что гражданское общество вывело москвичей-граждан на улицу. Более того, сами организованные колонны граждан в часы шествий и митингов имеют многие черты гражданского общества, а если шире посмотреть – то и общества городского.

Социологические наблюдения, сделанные на митингах за прошедший год, показали: вот оно, гражданское общество, оно эмпирически наблюдаемо, его наличие зафиксировано в тысячах текстов, видео– и аудиоматериалов и пр. До сих пор у нас не было гражданского общества – и вот оно появилось. Но еще более феноменальным было другое открытие: вот оно, городское общество, а ранее у нас и его не было.

Сказанное кажется преувеличением. Как можно говорить, что у нас не было городского общества, если Москва, как утверждают, существует почти 900 лет, если в Москве, как утверждают, живут более 10 миллионов человек? У Москвы есть своя законодательная и исполнительная власть, градоначальник… Однако наличие всего этого, как и наличие городского транспорта, канализации и водопровода, торговых сетей и прочих атрибутов города еще не создает того типа связей между людьми, которые позволяют сказать, что эти люди образуют сообщество горожан.

В Москве, как и в других городах нашей страны, существовало и существует население: масса людей, имеющих общие условия проживания, сходные заботы и проблемы. Внутри этой массы люди объединяются в группы по признакам близости проживания, совместной учебы и работы, реже – по признакам общих интересов. В истории страны бывали особые обстоятельства, которые рождали у населения особое чувство единства, принадлежности к некоторой специфической общности, сложившейся в этом, и только этом, городе. В этих случаях у города появляются свой фольклор, свой жаргон, свои обычаи и манеры. Жители города узнают друг друга по этим тонким признакам, иногда по этим же признакам опознают их и другие.

Возникновение общих черт – следствие общности судеб. А последняя связана с общностью интересов, с солидарностью в их отстаивании. Отечественная история последних ста лет дает мало примеров таких городских обществ. Вспоминают разве что Одессу начала ХХ века, Петербург-Ленинград.

Москве, чье население постоянно пополняется приезжими, которая фактически вынуждена играть в глазах власти роль России в миниатюре, трудно было выработать свою собственную устойчивую идентичность. Скорее можно говорить об особого рода вмененной идентичности: существует особое, во многом негативное отношение к москвичам в остальной России. Искомого городского общества в Москве нет и поныне, но оно явно существовало в пространстве-времени митингов. Удивительно было ощутить чувство общности горожан на первом массовом митинге 10 декабря, но еще удивительнее было отметить, что оно воспроизвелось на митинге через две недели. А затем городское общество уже стало нормой, социальной нормой митинга как института. Беремся утверждать, что очень многие люди ходили на митинги, чтобы вновь пережить это незнакомое, оказывается, даже коренному жителю Москвы чувство горожанина, гражданина, москвича, иначе говоря – пережить свою принадлежность обществу.