Зато угощал дядя Паша по-царски: кофе с молоком и настоящим сахаром, и настоящие пирожные с кремом, Света такие видела через витрину в шикарном кафе "Артистик". И он смеялся и балагурил, а после кофе усадил Свету на кушетку, как принцессу, и кинул ей клетчатый плед на колени: в квартире было холодновато. Света водила пальцем по цветочным завитушкам ковра, застилавшего кушетку (очень нежный, чуть скользкий ворс был у этого ковра) и чуяла, что придется ей ещё раз объяснять этот свой странный сон.
Так что, услышав первый же окольный подход к этой теме, она в отчаянии вцепилась в скользкие цветы и, стараясь смотреть дяде Паше в глаза, ушла в оборону, пока он ничего не успел спросить:
— Дядя Паша, ну что я могу сделать, если мне такое наснилась? У меня бывает, что я вижу всякие вещи… и не знаю, откуда. Я и не говорю никому, кто мне поверит… А вам сказала, потому что так страшно было: всё, как настоящее, и дождь, и машины мокрые, и всё, и они вас тащат, а у вас голова мотается… Так вы тогда поверили, а теперь вот опять не верите… ну что я могу? Если б я врала, то сказала бы, что слышала где-нибудь за ту облаву…
У неё были слезы в голосе, но взгляд она не отводила, и этот взгляд умолял дядю Пашу не рушить её любовь и доверие, не обижать её, не выпытывать, чего она сама не знает.
Приходилось дяде Паше поверить в мистику и чудеса, потому что он видел: не врет девчонка. Она рассказывала сон, как рассказывают немой фильм ребята её возраста. Передавала бы чьи-то слова — иначе бы говорила. И тогда, рассказывая сон в первый раз, она упоминала про дождь, а дождь действительно шёл во время облавы. Про это-то кто заранее мог знать? Странное, конечно, дело, но других источников информации у малой явно нет. А и хорошо, что нет.
— Доця, да ты не дёргайся, думаешь, дядя Паша не знает, кто врёт, а кто нет? На три метра под землей, будь спок. И ты молодец, что всё рассказала. Крепко дяде Паше помогла в одном деле. Еще чего увидишь — говори, не стесняйся. Мы ж свои люди, а, вундеркинда?
Он приобнял её, и Свете сразу стало хорошо и спокойно под его рукой, в запахе его одеколона. Она прижалась к нему, как котёнок. Тощенький такой котёнок — подросток, с царапучими коготками, хлебнувший уже уличной жизни и людской несправедливости.
Что ж, думал дядя Паша, бывают же дети с необыкновенными способностями. Кто на скрипке играет, кто в шахматы. А один карапуз, он сам видел, ещё ходить не умел, ещё лапки были в перетяжечках — а плавал, как лягушонок. Все тогда на пляже балдели: такое малое, а плавает! Так, если вспомнить, чем они тогда с Андрейкой занимались, и за что по неопытности зачалились в тюрягу перед революцией — что такого странного, если у Андрейкиной доци был сон насчет облавы! Вырастет — цены ей не будет, если такое чутьё сохранится. А только способности надо развивать.
