Их дом был целый: и щель, и кран во дворе, и их оба окна на первом этаже. И дверь в квартиру была открыта. И в их комнату тоже. Оттуда сосед дядя Жора, в "семейных " трусах до колен, выволакивал их этажерку. А мамина ракушечная шкатулка лежала в сторонке, на их сундуке, уже вытащенном в коридор.
— Дядя Жора, что вы делаете? — удивилась Света.
Дядя Жора бережно поставил этажерку на пол и обернулся к ним:
— О, вот кто к нам пришел! А я же думал, вы уже в тюряге с вашей мамочкой. А вы сами по себе гуляете, и с собачкой. А тут с НКВД приходили, спрашивали: где тут вражьи дети? Вот я вас отведу, где вам положено.
Света с Андрейкой стали медленно пятиться, а дядя Жора, тот самый дядя Жора, что угощал их как-то семечками и помогал маме прибить полку к стене, нехорошо лыбился, глядя на них. Но хватать их не стал, только утёр волосатым локтем пот с морды, а потом вытаращил глаза, затопал ногами и рявкнул:
— Геть отсюдова, пока я добрый!
Они повернулись и побежали, и бежали долго, пока не выбились из сил. За ними короткими скачками несся Гав.
Медперсонал больницы, где работала Анна, вывезли работать в военных госпиталях, но она числилась всего лишь санитаркой, и потому была невоеннообязанная. Она отбывала трудповинность на окопах. Это было ещё ничего: Анна была крепкая. И Алёша уже большой, не страшно дома оставить. Были женщины, запиравшие в квартирах на целый день малышей — вот на этих было больно смотреть. Но все понимали, что так надо: если не защищать город, его возьмут, и тогда немыслимо, что будет.
Эвакуироваться было нечего и думать с её анкетой, да и некуда уже было эвакуироваться. В августе Одесса была обложена со всех трёх сторон. Но в городе этого ещё не знали и надеялись. Фронт был так близко, что можно было на трамвае возить своим ребятам еду и покурить, хотя им что-то там выдавали. А ребята, фасонно расстегнув форменные гимнастерки, чтоб видны были рябчики, только сплевывали на все тревоги. Румыны, по их мнению, были не вояки. И дрейфили от одного вида рябчиков: были уже учёные.
Алеша туда ездил тайком: рябчик у него тоже был, и он надеялся, что ему дадут винтовку. Что за занятие для боевого парня карточки отоваривать! До войны он два года ходил в тир, и хорошо попадал, так из настоящей винтовки тем более не промажет. И не висят ли плакаты на каждом углу: "Все на оборону Одессы!". А где не висят — то написано мелом на стенах… Но винтовку ему не дали, а взамен обещали дать по шее, если он ещё тут появится. И для убедительности пожилой дядька, настоящий раненый, с шикарной бинтовой повязкой через ухо, взял Алёшу за загривок и подпихнул в сторону города:
