Дверь отворилась, за нею стоял майор Иомен.
– Берите ее, – сказала Хозяйка, и Седе вновь показалось, что видит сон.
Сделала шаг, другой. Идти почему-то было трудно. Обернулась к Хозяйке.
– Вы злитесь на зеркало.
Очень было странно идти по улице с майором Иоменом. Седа подумала, что отсутствие охраны – лишь видимость. Попробовать убежать? Куда же? Она не станет позориться.
– На чем я провалилась? – спросила Седа.
– На дилетантстве, – хмуро ответил Иомен. – Вы мстили за кого или у вас принципы образовались?
– Кто-то должен…
– Что?
– Ничего. Вы делаете, что считаете правильным. И я сделала.
– Я делаю то, что считаю неправильным, – сказал Иомен.
Они вышли на выгороженную металлическими стойками часть площади, с деревянным столбом посередине, по периметру стояла охрана. Народу было мало, настроение у всех какое-то оглушенное. «Чувствую себя идиоткой. Скажи мне кто, что это будет так, не поверила бы».
– Это похоже на фарс. Вы не согласны?
– Это и есть фарс, – сказал Иомен. – Вы бы помолчали. Вам умирать, а вы языком мелете.
«Если замолчу, то заплАчу…»
Захотелось обругать Иомена, но его уже не было рядом, только две мускулистые тетки, которые грубо схватили ее и потащили к столбу. Седу привязали, заведя руки назад, она пару раз брыкнулась, после чего ноги ей, подогнув, тоже крепко притянули к опоре. Во время борьбы платье Седы лопнуло по швам в нескольких местах, и одна из экзекуторш стала срывать его с тела девушки, подрезая острым стилетом. Когда блестящее лезвие мелькнуло у ее глаз, Седа постаралась не моргнуть. Палачка хмыкнула и занялась бельем Седы.
В преддверии тайны, что скоро открою
Я вижу дома и мосты над рекою,
Как вечер неспешно заходит в аллею,
В далеком окне солнца блик пламенеет,
Я вижу, я слышу,… я знаю, что будет,
Когда я уйду. Не исполнятся люди
Печали. Не будет ни вздохов, ни горьких рыданий –
Чего, в самом деле, мы все не видали?
Что капля для моря? Песчинка в пустыне?
Снежинка в сугробе, невидима стынет?
Потерян один в череде поколений,
Секунды не станет в потоке мгновений –
Никто не заметит. Не вздрогнет пугливо.
В распадке не смолкнет ручей говорливый.
Продолжится шествие ночи и дня,
Когда в этом мире не станет меня.
Исчезнет лишь малость. Луч света в окне
Погаснет, растаяв в таинственной мгле.
И говор случайный на улицах поздних,
На лозах висящие пыльные гроздья,
Вина терпкий вкус и дразнящие ласки,
Сцена, оркестр, театральные маски…
Актеры и зрители – всех вас не будет,
Исчезнет весь мир: страны, горы и люди.
