— Завтра я — к Дроле, ты, Слива, откуда-нибудь издалека глядишь за своим Весельчаком, больше некому, — решил Генка, — а Фат — на татарку.
— Скобарь — это скупщик, он сам по себе… — заметил Фат.
— Все равно. Чтобы убедиться, — сказал Генка.
— А к тебе собака не привыкла, — предупредил Фат.
— Я буду подальше, за огородами. — Генке очень не хотелось отдавать в чьи-то руки своего собственного Дролю.
— Где-то я его видел… — с ударением сказал Фат.
— Кого? — насторожился Генка.
— Толстого!
— А ты подумай! — оживился из-под челки Слива.
Фат сдвинул брови и стал думать.
Генка и Слива замолчали, чтобы не мешать ему. Но вспомнить, где он видел Толстого, Фату не удалось.
— На месте милиции я бы их сразу — за шкирку всех! — сказал Фат. — Думаете, там не знают? Но им надо, чтобы — с поличным, видишь ты…
— Кого за шкирку? — не открывая глаз, внезапно спросила Катя.
Фат поглядел в ночь за окном.
— Да это мы наши пионерские дела решаем, — сказал Генка.
— Двоечника одного за шкирку надо, — глубокомысленно подтвердил Слива.
— Ты сам двоечник, — сказала вредная девчонка.
— Только одна неисправленная… — обиделся Слива.
— Все равно, — сказала Катя и тут же заснула опять.
Друзья помолчали, чтобы это удалось ей получше. А Слива даже подошел и наклонился над Катей — может, притворяется?
— Спит… — шепотом сказал он.
И дальнейший обмен мнениями вели шепотом.
В самый ответственный момент в самом ответственном деле обязательно что-то вмешается и перепутает планы.
«Что-то» явилось на этот раз в лице возвратившихся из командировки отцов. Управление предоставило им по три дня отдыха, что значило три долгих дня беспросветной каторги для Генки и Сливы.
Свой отдых Генкин отец начал с того, что долго и шумно полоскался под умывальником, затем, освеженный, причесался перед зеркалом, расстегнул до пояса гимнастерку, чтобы легче дышалось, взял табурет и сел на него посреди комнаты.
Дальнейшее Генка знал наизусть. Но изменить всегдашнюю процедуру было не в его силах.
— Значит, так, дружок… — медленно говорит отец.
Генка, стоя напротив, делает самое безвинное лицо.
Может быть, из-за синих девчоночьих глаз, но это всегда удается ему без особого напряжения. В такие моменты мать даже так говорит: «Может, это я натворила что-нибудь, а не он…» — такое безвинное лицо бывает у Генки.
— Значит, гуляем… — продолжает отец, поправляя большущей, в темных порезах ладонью еще влажные волосы. — А школа, значит, так-сяк… Сейчас ты, значит, садишься за стол… И пока я дома — ни шагу на улицу… До отбоя… В воскресенье тоже… И чтоб, значит, занимался… Иначе, сам знаешь, гулянья эти я так не оставлю…
