Четверо с базарной площади | страница 31



— Постой-постой… — сказал Генка.

— А чего стоять? Нам надо выручать друг друга.

— Вдруг засмеют на всю школу? Тогда что? — спросил Генка, которому в принципе идея нравилась, но вызывали сомнение детали.

— Кто засмеет? — удивился Слива. — Да ты и подписываться не будешь. Главное — объясниться. Давай… Кому первому? Хотя — все равно. Пишу: «Я тебя люблю…»

— Надо же имя сначала, — вмешался Фат, которому дорога была логика действия.



— Имя мы потом подставим. Значит: «Я тебя люблю и хочу дружить…» Нет, стоп! — спохватился Слива. — Давайте сначала стихи придумаем какие-нибудь. Как у Пушкина. Так всегда делают.

И, полностью отстранив Генку от участия в создании любовных записок, Слива сочинил:


Мне образ твой снится и ночью и днем,
Глаза твои, кудри густые,
И очи, что светят глубоким огнем,
И нежный твой голос, и речи простые.

Против речей Генка решительно возразил. А Фат обнаружил повтор, доказал, что у одного человека не могут быть сразу глаза и очи… Стихотворение забраковали.

Записки получились короткими, деловыми.

«Тося, я тебя люблю и хочу с тобой дружить. Если ты не против, то, когда будешь выходить из школы, держи портфель в левой руке».

Во втором послании вместо «Тося» Генка написал «Лия» — менять хорошо продуманный текст не имело смысла.

Слива взялся при удобном случае сунуть записки в карманы пальто девчонок: прием этот был испытанным — главное, чтобы тетя Сима ушла куда-нибудь из раздевалки.

— Не перепутай, гляди… — ворчливо заметил Фат.

А Генке, пока они мучились над текстом, показалось даже, что любовь его немножко поубавилась…

Это было бы неприятно. Всегда неприятно терять что-нибудь. Генка схватился за козырек своей кепки и в сердцах крутнул ее вокруг головы.

— Ладно. Давай теперь ты, — сказал он Сливе.

Слива задрал голову.

— Чего?..

— Тайну свою давай! — сказал Генка.

Слива долго и глубокомысленно моргал из-под челки.

— А у меня нет никакой тайны…

— Почему это нет?! — оскорбился Генка. — У нас есть, а у тебя нет?

Фат нахмурился.

— Ну, нет… — пробормотал Слива. — Честное пионерское, ничего тайного…

— Так не бывает, — запротестовал Генка, который не мог простить травмы, нанесенной его чувствам. — Говори, или это будет нечестно! Все, так все.

Чуть не поссорились.

В конце концов Слива обещал к завтрашнему дню придумать что-нибудь, и до завтра его простили.

Спустившись на землю, вернее — выкарабкавшись на нее из котельной, решили, чтобы не терять ни минуты времени, отправиться по одному в город: Слива — на ближние выселки, Фат — на татарку, Генка — в центр и на левый берег.