С этими словами он посмотрел вниз и кошка, заметив его, с негромким урчанием скрылась в зарослях высоких цветов.
— Ручаюсь, — продолжал Хэтчисон, — что у этой зверюги достаточно хорошо развито чувство самосохранения. Полагаю, больше мы ее не увидим. Сейчас вернется к своему котенку и устроит ему персональную панихиду.
Амелии не хотелось продолжать этот разговор, и Хэтчисон, видимо, из сочувствия к ней, также отказался от прежнего намерения пристрелить кошку.
Недолго посовещавшись, мы отошли от стены и направились к деревянному мосту, соединявшему Бург с пятиугольным зданием Башни пыток. Проходя по нему, мы, однако, обнаружили, что кошка продолжает следовать за нами по земле. При виде нас к ней будто вернулась прежняя свирепость и она еще раз попыталась было, отчаянным прыжком заскочить на стену. Хэтчисон не смог удержаться от смеха.
— Ну, прощай, старушка! Извини, что попортил тебе нервы. Впрочем, время — лучший лекарь. Будь здорова!
Заканчивая долгую прогулку по прекрасному ансамблю готической архитектуры, мы почти забыли про неприятный утренний инцидент. Раскидистые и благоухающие в своем цветении лимонные деревья, шелест листвы и дивная красота простиравшегося перед нами ландшафта почти стерли из памяти досадный случай с котенком.
В тот день мы оказались единственными посетителями Башни пыток и эта малолюдность была нам явно на руку, поскольку предоставляла практически неограниченные возможности и время, чтобы тщательно изучить каждый экспонат. Да и старый служитель Башни, чувствовалось, несколько оживился, увидев в нас единственных в этот час поставщиков чаевых. Естественно, он был готов выполнить любую нашу просьбу.
Башня пыток и вправду была мрачным местом, даже несмотря на то, что тысячи посетителей неизбежно привносили в ее атмосферу оттенок живого веселья и робости. Когда мы входили внутрь, строение буквально излучало волны гнетущего недружелюбия, и мне даже показалось, что страшная история башни словно впиталась в осевшую на ее стенах вековую пыль.
Сначала мы осмотрели нижнюю часть помещения. Некогда она утопала в почти непроглядном мраке, да и сейчас солнечный свет, проникавший в нее через распахнутые настежь двери, как бы растворялся в толще стен, чуть оттеняя их грубую каменную кладку. Глубокие борозды и царапины на стенах, будь они живыми, наверняка смогли бы поведать о многих совершенных здесь тайных злодеяниях и человеческой боли. Чадящее пламя длинной свечи на стене уже начинало действовать нам на нервы, и потому мы откровенно обрадовались, когда служитель проводил нас по деревянной лестнице к выходу на залитую солнцем площадку.
