И она закружила его у подножия лестницы, буквально зашлась в танце, который показался ему странным и одновременно ужасно знакомым. Их нелепая пара танцевала в пустом холле, причем ни один из партнеров не произносил ни единого слова. Все происходило тихо, мягко, словно крадучись. А потом, когда воздух в помещении сгустился и стал походить на дым, и его озарила красная, похожая на пламя вспышка, он почувствовал, что к ним присоединился кто-то еще — и в этот момент рука его, выскользнувшая из ладони матери, оказалась подхваченной дочерью. Ильза пришла на зов и он увидел ее: в темные волосы девушки были вплетены листья вербены, а сама она облачилась в какие-то лохмотья весьма причудливого наряда, прекрасного как ночь и чудовищно, вызывающе, отвратительно соблазнительного.
— На шабаш! На шабаш! — закричали обе женщины. На шабаш ведьм!
В узком холле продолжалась безумная пляска, женщины, казалось, окружали его со всех сторон, причем, насколько он мог смутно припомнить, их стало гораздо больше — сплошная черная масса. Фитиль лампы некоторое время слабо подрагивал, а затем и вовсе погас и они оказались в полной темноте. В сердце его словно пробудился дьявол, ставший делать ему свои бесчисленные мерзкие намеки, и Везину стало страшно.
Внезапно они опустили его руки — он услышал голос матери, прокричавший, что время настало и что им надо идти. Он так и не успел заметить, в каком направлении скрылись женщины, только понял, что опять стал свободен, и тут же стал пробираться сквозь темноту. Он тотчас же наткнулся на невидимое во мраке основание лестницы и стремительно бросился вверх по ней, словно по пятам его преследовал ад.
В комнате Везин рухнул на диван, уткнулся лицом в ладони и застонал. Быстро перебрав в мозгу с десяток путей возможного бегства, он признал все их одинаково непригодными, а потом пришел к выводу, что в сложившейся ситуации самым лучшим для него будет спокойно сидеть и ждать своей участи. Ему надо было знать, что произойдет дальше. По крайней мере, в уединении своей спальни он находился в относительной безопасности, поскольку дверь была прочно заперта.
Он встал, потихоньку распахнул окно, которое выходило во внутренний дворик и через стеклянные двери открывало частичный обзор холла.
Едва он сделал это, как до его слуха со стороны улицы сразу же донесся нестройный гул оживленной людской активности — это были звуки шагов и голосов, приглушенных расстоянием. Он робко выглянул и стал вслушиваться. Луна светила достаточно ярко, хотя его окно продолжало оставаться в тени — серебристый диск зависал позади дома. Вскоре до него с очевидной ясностью дошло, что жители городка, которые еще совсем недавно пребывали за запертыми дверями своих домов, стали выходить наружу, явно озабоченные какими-то тайными и, скорее всего, нечестивыми помыслами. Он продолжал внимательно прислушиваться.
