Пауза.
Но сейчас тебе, конечно, тяжело, это ясно.
Алоис. С той минуты как она принялась за кроликов, с ней самой все было кончено. Морица хлоп по голове — кончено. Даниэля хлоп — и в ящик. И ни одного слова не говорила, как будто фасоль чистит. Я тогда сразу понял: этого она не вынесет. Раньше она все-таки иногда что-то замечала, скажет, бывало: «Холодно, не надевай пока тонкие носки»; спрашивала меня, не дует ли, а потом уже больше ничего не говорила.
Горбах. Ты себе не представляешь, какие у них теперь средства. (Берет со стола швейцарскую фуражку.) Шапка, Алоис, не забудь взять ее.
Алоис. Не надо, господин директор. В Сент-Фаццене я все равно не имею права ее носить.
Горбах. По моему мнению, на этот раз тебе совершенно незачем ехать в Сент-Фаццен. Городской совет и хоровой кружок можно было бы убедить.
Алоис. Нет, нет, ради бога, не надо! В конце концов я же повесил кроличьи шкурки на флаги и одну даже прибил к дубу. Недопустимо. Самый настоящий рецидив.
Горбах. А разве ты сам действительно не знаешь, почему ты это сделал, Алоис?
Алоис. Просто нашло на меня. Это и есть самое худшее в таких рецидивах. Вдруг на тебя находит.
Горбах. Мы должны были бы найти объяснение, Алоис. Время еще не потеряно. Потц говорит, что он заступится за тебя, если узнает, какую цель ты преследовал, развешивая шкурки. Было ли это направлено против евреев или против хорового кружка? Ты должен был решить для себя этот вопрос и соответственным образом извиниться, тогда ты получишь выговор и все дело уплывет вниз по течению Тойтаха.
Алоис. Этим мне уже не поможешь, господин директор. Что-то во мне разладилось. Как видно, что-то еще осталось, какая-то гнильца. Возможно, остатки старого коммуниста, в свое время в лагере этого не заметили и упустили. А может быть, это следы тех бесчеловечных лет — профессор их в прошлый раз не заметил. Я должен узнать, почему со мной это случилось, иначе я ни минуты не могу быть уверен, что я снова что-либо подобное не выкину, а может быть, еще и похуже.
Горбах подходит к дубу.
Горбах. Значит, ты мне не хочешь сказать, что ты имел в виду.
Алоис. Господин директор, я клянусь...
Горбах. Возможно, ты получил задание.
Алоис. Это был рецидив.
Горбах. Алоис, я хотел бы знать, о чем ты думаешь.
Алоис. Я тоже, господин директор. Поэтому я и хочу уехать в Сент-Фаццен. Подсознательное, говорил профессор, это как белочка: нужно сидеть совершенно спокойно на солнце, тогда она вскочит на плечо, скользнет вниз по рукаву, съедет на колено и ест прямо из рук.
