Чувствуя, как от жары нестерпимо жжёт лицо и руки, а носки ботинок начинают плавиться, Анжела держалась до последнего момента, чтобы не отдать себя страшной темноте. Мелькнула безумная мысль, что можно как-то прорваться сквозь стену огня, убежать… но в памяти тотчас воскрес образ картины: человек, закопченный дочерна. Не хотелось бы ей становиться такой. Не хотелось…
Нога зависла над пропастью, а огонь поднимал голову, подпитываясь неизвестной силой. По щеке Анжелы покатилась слеза отчаяния, и жар огня тут же высушил её. Анжела глубоко вдохнула и сделала шаг в бездну. Огонь разочарованно заревел. Падая вниз, она поняла: он объявил ей войну. Как и темнота. Её здесь никто не любил.
Подтаявшие леденцы отца были не нужны. Когда он ушёл, Анжела села у подоконника и стала наблюдать за улицей. Стояла поздняя осень – холодные тучи угрюмо загораживали солнце. Она увидела двух женщин, которые о чём-то оживлённо беседовали у обочины; рядом с женщиной была маленькая девочка, как она сама – в белой курточке и смешной красной шапочке. Девочка самозабвенно играла с синим воздушным шариком на ниточке. Шарик рвался вверх, на свинцовое небо, а она тянула его вниз, к себе. Видно было, что занятие доставляло ей невыразимое удовольствие.
Анжела вздохнула и посмотрела на одинокий фрукт, который она сжимала в руке. Пухлый оранжевый комок, напоминающий частичку каминного огня. Она отвоевала апельсин у Рона вчера днём. Рон не хотел отдавать – говорил, что он старше, и, дескать, последний апельсин принадлежит ему по праву. Анжела была с ним не согласна. Дело кончилось тем, что она расплакалась и пригрозила пожаловаться маме. Рону пришлось с тяжестью в душе отдать апельсин непокорной сестричке.
– Жадина-говядина, – буркнул он, демонстративно отвернулся и вышел из комнаты. – Когда я вырасту, у меня будет много апельсинов. И я не буду с тобой делиться. Ни-за-что.
– Сам такой, – бросила Анжела вслед, но, когда хлопнула дверь, губки её внезапно задрожали. Она посмотрела на заветный апельсин, и ей – невероятно – вдруг стало противно. Предвкушение сладкого пиршества пропало, ей захотелось броситься за братом, отдать апельсин, рассмеяться и ударить его кулачком в плечо… сказать, что она пошутила и апельсин, конечно же, принадлежит ему.
Но она не отдала. Просто сидела, несколько минут с ненавистью смотрела на наливной шарик, потом небрежно бросила его на подоконник. Сейчас у неё не было аппетита. Потом.
