— Тебе так кажется, потому что ты — англичанка. Здесь, в Голландии, мы уважаем дни рождения.
— Ради Бога, перестань! Сидеть с приклеенными улыбками целый день за столом, поддерживать светскую беседу, а, иными словами, нести жуткий вздор, пока сотни знакомых — и незнакомых! — пожирают все, что ни есть в доме, и затем испаряются, оставляя дешевые безделушки… О, нет!
— По крайней мере, — парировал Пит с неизменным чувством юмора, — у твоей мамы все совершенно по-другому.
— Надеюсь, что хоть в этом году у нее хватит ума не приглашать своих подруг. Смотреть на их допотопные сережки, подвески и платья с рюшечками — просто невыносимо!
— Странно, — съязвил Пит. — А мне ее подруги всегда казались очаровательными.
— Хочешь быть добрым? — усмехнулась Вайолет. — Душить таких добрячков надо. Заканчивай здесь, а я пойду приготовлю ланч.
Даффи Швахеймер крутилась перед зеркалом в номере безумно дорогого отеля и откровенно любовалась своим отражением. Рядом, на кресле, лежала гора еще не распечатанных, соблазнительно блестящих пакетов с этикетками самых известных фирм и магазинов.
Примерив новое платье, Даффи довольно улыбнулась. Она не обнаружила изъянов ни в платье, ни в своей фигуре. Даффи — всего тридцать три года, у нее — роскошная грудь и осиная талия, в меру полные стройные бедра, длинные, как у манекенщицы, ноги. Пять лет назад она и работала манекенщицей. Один из показов моды проходил в Соединенных Штатах. Там, в Нью-Йорке, Даффи встретила, как говорят, свою судьбу. Чарльз Швахеймер присутствовал на вечеринке, устроенной после шоу, и они познакомились, почти случайно.
— Обласкай его, — посоветовали подруги. — Миллионер. Король кухонных раковин, ну, и прочей сантехники…
Даффи критически осмотрела миллионера с ног до головы и дала ему лет шестьдесят. С «хвостиком». У Чарльза была представительная внешность. Сухая, спортивная фигура, красивые, хоть и седые, волосы, мужественное лицо. Трудно, конечно, разглядеть человека сквозь колдовской туман его богатства. В глаза бросался прежде всего безукоризненный костюм и, конечно, окружавшее его золото: золотые запонки, золотой зажим для галстука, золотая зажигалка, золотые часы, золотые зубы.
Даффи прямо спросила:
— Вы, кажется, делаете унитазы?
Чак удивился. Как правило, на светских приемах никто не говорил с ним о происхождении его миллионов.
— Э-э, да, так оно и есть, — ответил он. — Это — мой бизнес.
— Значит, у нас с вами много общего, — радостно сообщила Даффи. — Мой прадедушка изобрел первый в мире унитаз.
