— Полгода проживет, это точно, — пообещал крестьянин.
— Вы уверены? — неуверенно спросил Адольф, рассматривая кобылу.
— Как пить дать! — заверил колхозник. — Я проживу еще год. Минимум!
— Какая связь? — деловито поинтересовался Кнут.
— Кобыла должна подохнуть после меня, — объяснил старик.
Этот странный довод почему-то убедил Кнута, и он привез лошадь в театр. Кобыла оказалась неплохой актрисой — Бугаев-Тевье ее спокойно, слегка подталкивая, выводил на сцену и столь же легко уводил. На третьей репетиции она подохла. Прямо на сцене. Ее впервые запрягли в телегу, она ее выволокла — и испустила дух.
Кнут погоревал и принялся искать новую лошадь. Вскоре он ее нашел — более молодую, здоровую и за ту же цену.
Но тут вмешалось министерство и категорически запретило лошади играть роль лошади. И в этом была виновата она сама — ее почему-то звали Сарра. Кнут клялся, что лошадь переименуют, что ничего еврейского в ней не будет — министерство категорически стояло на своем.
— Хватит, что мы вас выпускаем за границу, — сказали ему. — И потом — у вас достаточно актрис, которым мы платим зарплату. Нечего бросать деньги на ветер! Возьмите двух актрис — вот вам и лошадь!
А замминистра Петр даже добавил, что в виде исключения разрешает
половине лошади быть еврейкой. Но только задней половине.
В труппе была всего одна еврейка — здоровая, мускулистая, где-то под два метра. Раньше она была баскетболисткой, забрасывала мячи в сетку не подпрыгивая, но после тяжелой травмы переквалифицировалась в актрисы. Обычно она играла ядреных русских баб, тех самых, которые коня на скаку остановят.
И вот теперь она сама становилась лошадью, вернее, ее половиной.
Русских актрис ее роста в труппе не было — травмированные баскетболистки разбрелись по разным театрам — и лошадь получалась разновеликой: задняя ее половина была гораздо выше передней.
Кнут предложил поменять половинки местами — так лошадь лучше монтируется, сказал он — но в министерстве заартачились.
— Русский народ — первый среди равных, — напомнили ему, — и потом — задняя часть немного картавит.
— Но лошадь не будет говорить, — возразил Адольф, — она будет ржать!
— Кому надо — услышат! — отрезал Петр. — К тому же немного абсурда не помешает.
Вскоре в театре появился муж передних ног — надменный, в форме капитана первого ранга, с кортиком на боку.
— Моя жена не будет играть ноги! — твердо заявил он и зачем-то погладил кортик.
— Так передние же, — вяло возразил Кнут.
