— Шолом-Алейхема, — сурово поправлял Бугаев. — Они не жили в одном местечке. Он не мог знать, что напевал Тевье во время работы!..
Курдюмов принял решение вживаться в роль через жену. Естественно, еврейскую. Вокруг него вертелись русские и армянки,
татарки и украинки и даже одна чеченка. И, как назло, ни одной еврейки.
И Курдюмов решил обратиться за помощью к Кнуту.
— Как вы уже знаете, я из благородного рода, — сказал он Адольфу, — а мы, благородные, любим иногда жениться на еврейках. Вот такая блажь.
— Вы не могли бы объяснить яснее, что вы хотите? — уточнил Кнут.
— Еврейку. Вы можете меня познакомить с какой-нибудь? Желательно симпатичной и неприхотливой.
— Послушайте, Курдюмов, — сказал Адольф, — вы что-то недопоняли. Вам не надо вживаться. Вы играете русского человека!
— Но женатого на еврейке, — напомнил Курдюмов. — А это накладывает определенный отпечаток.
— Катитесь со своим отпечатком! — бросил Адольф, и Курдюмов решил сам начать поиски.
Вскоре он встретил богиню с огромными голубыми глазами, копной пышных волос и прекрасным именем Ривка. Он провел с ней удивительный день, ел с ней взбитые сливки в кафе "Север", катал ее на лодке в ЦПКО им. Кирова, а вечером, около ее дома, обхватил своими могучими руками ее головку и прижал к себе. И вдруг ее пышные волосы отделились от прелестной головки и остались в его руках.
— Это — парик, — объяснила Ривка, — я — ультраортодокс. Я живу по Галахе. Вот уже целый год, как я по ней живу. А вы не еврей. К сожалению…
И она упорхнула, унося парик в руках.
Курдюмов ничего не понял. Он вообще не был из племени излишне сообразительных. Ошалевший, он минут десять раскачивался у парадного, а потом отправился в забегаловку и опрокинул два стакана водки, что с ним случалось крайне редко.
Очередная встреча с еврейкой произошла где-то через неделю, за кулисами, после спектакля. Вдруг среди татарок и украинок, ввалившихся в его гримуборную, он увидел ее.
— Признавайтесь, — сурово произнес он, — вы живете по Галахе?
Та не поняла, но загоготала.
После ресторана они отправились к ней домой, хотя Курдюмов и сопротивлялся. Правда, незаметно. Он почему-то считал, что будущая жена должна отдаться ему не раньше, чем через две недели после знакомства.
— Одна — ортодокс, другая — аникейве, — печально размышлял он, лежа в скрипучей кровати с набалдашником. И тут же понял, что еврейская жена — не для него. Так, очевидно, решил Бог.
И Курдюмов бросил поиски и засел по ночам за роман — "Аидише бобе" — где яркими и подчас неожиданными красками описал нелегкую,
