Распушив бороду, Грушевский надменно сказал:
— Счастлив, граф, что вы снова выражаете мою идею, собственно, ту ее дальнейшую часть, о которой я не успел сказать. Дело, конечно, не в моей научной концепции — отвечает oна или не отвечает фактическому положению вещей: оставим вопросы чистой науки для люди науки! «Ла сьянс — пур ле–з–ерюдит», не–с–па?[10] — он не мог удержаться, чтобы не боднуть своего союзника–недруга. — Но речь идет не о науке, а о политике! Прошу вас учесть то обстоятельство, что в такой ситуации становится опасной партия социал–демократов, пускай это даже и наши украинские социал–демократы, организованные этим порнографическим писакой Винниченко! Она может получить слишком много шансов на увеличение своего удельного веса в Центральной раде!
Шептицкий посмотрел Грушевскому прямо в лицо, и Грушевский отвел взор в сторону, потому что с детства не умел смотреть людям в глаза, даже когда говорил правду. Так же смиренно, как в начале разговора, Шептицкий произнес:
— Вознесем хвалу господу богу, который так печется о нашем с вами единомыслии, милый профессор! И только потому, что своим малым умом я смог дойти до тех же великих идей, которые излучает ваш несравненный интеллект, я позволю себе, пан профессор, одно замечание.
Грушевский снова заерзал в кресле, соображая, как воспринять выраженное столь хитроумно очередное оскорбление, но Шептицкий не дал ему опомниться.
— В политике, — сказал он, — факты нужно либо принимать, либо противодействовать им. Социал–демократия — печальный факт. Ее необходимо обезвредить. Известно, что против врага лучше всего бороться его же собственными руками. Против социал–демократии большевистского, наиболее опасного толка необходимо бороться руками социал–демократии направления меньшевистского — это совершенно ясно. Но, к нашему счастью, на Украине мы имеем еще и третью формацию социал–демократии: партию украинских социал–демократов, возглавляемую добродием[11] — Винниченко. Ее следует всячески поддерживать, пан профессор! Потому что она способна оторвать и от большевизма и от меньшевизма какую–то часть украинских рабочих, следовательно, еще больше раздробить силы социал–демократии…
Грушевский что–то пробормотал, но Шептицкий не захотел расслышать.
— Я полностью информирован о разногласиях между Винниченко и вами, пан профессор. Вы оба — гордость нашей нации, но оба претендуете только на ведущую роль в национальном возрождении. Пан профессор! Еще Христос — хоть он и не был политиком — учил нас смирению, а для государственного деятеля интересы дела всегда превыше личных интересов. Не поймите меня ложно, пан профессор! Вы должны находиться только вверху, превыше всех, однако необходимо уступить местечко ступенькой пониже и пану Винниченко. Вы вождь, вы глава Центральной рады, а Винниченко пусть возглавит при вас кабинет министров; когда вы его создадите, — ведь должен же кто–то его тогда возглавить? — Шептицкий заговорил еще ласковее, даже сложил просительно кончики тонких аристократических пальцев. — Будем политиками, пан председатель, ведь Винниченко возглавляет на Украине большую партию, чем ваше «Товарищество украинских прогрессистов» из двадцати украинских интеллигентов. Его партия более популярна, потому что… более демократична…
