Редерсон слез с кушетки и стал одеваться. Прошли четыре часа после всего случившегося на полигоне в Восточном городе, но он по-прежнему чувствовал слабость, но теперь она воспринималась, как сильная усталость. Она уже не была такой вязкой, но сладкой истомой наполняла каждый мускул тела. Головной боли не было вообще, а на несмолкающий звон в ушах можно было не обращать внимания.
— Ваше состояние напоминает легкую контузию, — сказал доктор, протягивая бланк рецепта. — Поэтому не рекомендую сильных физических и нагрузок. Все остальное вы найдете в рецепте. Всего доброго… Меня ждут остальные пострадавшие из города.
Он дружески улыбнулся, когда Том выходил из санчасти форта:
— Не болейте!
— Хорошо, док.
На улице стоял генеральский джип. Заметив Редерсона, водитель подбежал к лейтенанту:
— Генерал приказал справиться о вашем самочувствии и просил узнать: не будет ли вам угодно присоединиться к остальным офицерам в клубе?
Вместо ответа Том залез на сиденье. Негоже было отказывать генералу, после такого дипломатического хода с его стороны. Кроме того, было бы очень интересно узнать, как Макартур отнесся к кинофильму и фотографиям. Том помнил, как несколько раз терял сознание в лаборатории, когда занимался печатаньем снимков и проявкой пленок — голову разрывал все тот же чудовищный крик странных существ. О ЧП[8] Макартуру доложили сразу, поэтому он не стал медлить с просмотром документов, взял пакет с пленками и фотографиями и последовал в кинозал, приказав никого не впускать, а Тому — немедленно показаться врачу.
Они подъехали к клубу, который представлял собой обыкновенный дощатый барак, каких в Блю-Бек-форте было полно: использовали их в качестве казарм, складов, столовых… Над длинным навесом, у входа в барак играла неоновым светом надпись:
А внизу, красной краской, было дописано:
Вход только для белых и офицерских чинов
С удивлением и радостью он увидел большую группу военных, стоящих возле крыльца клуба. Все были одеты в парадную форму. Среди них было немало офицеров. Клубы табачного дыма медленно поднимались вверх, обволакивали неоновый свет и таяли в знойном ночном воздухе.
Все головы дружно повернулись в сторону Тома. Толпа дернулась, качнулась и нахлынула. Чтобы не быть раздавленным, Редерсон вскочил на капот машины и оттуда пожимал протягивающиеся к нему руки. Море глаз на белых, покрытых загаром, и черных лицах, смотрело на него с радостью. Он тонул в улыбках. Все что-то говорили, с чем-то поздравляли, но он не мог ничего разобрать из-за невообразимого галдежа, и в ответ только бестолково улыбался и продолжал пожимать руки.
