— Если все так беспросветно, зачем же тогда оружие? Не проще ли просто дождаться в мире, без лишних крови и страданий, какого-нибудь крайне нерядового вселенского светопреставления и рухнуть всем вместе в тартарары, но со счастливой улыбкой от того, что прожили отведенное время не так и плохо.
— Примитивно, мистер Редерсон! Очень примитивно! — Норман Фридбах казался очень взволнованным. На его дряблых щеках заиграл румянец. — Я огорчен. Огорчен тем, что вы неисправимый идеалист.
— Только от того, доктор, что видел войну не по фильмам, а своими глазами.
— Как же не понятно, что это "нерядовое событие" не будет действовать на человека непосредственно, чтобы не удовлетворить бредни этих истеричных говорунов об новом Армагеддоне? Это было, есть и будет косвенное воздействие: бах где-то звездочка, например, за четыреста парсеков отсюда, а у половины населения на Земле в голове война. Эта половина обязательно найдет повод, чтобы вспороть кому-нибудь живот. Любой повод. Достаточно вспомнить историю: нет ни единого серьезного повода для начала войн, но они все-таки были, и в них миллионами гибли люди. Все эти поводы и причины — глупость, пустота и надуманность. И остается только главное — выжить! Мое оружие позволит не воевать, пусть только нам, американцам, пока, например, русские не создадут такое же: зачем лезть на нас, когда за десять секунд можно лишиться лучшей своей армии? И это только из-за какой-то одной бомбы!.. Перед тем, как гнать на нас своих солдат, Сталин тысячу раз подумает в своем Кремле о будущих последствиях. Это оружие сдерживания — атомная бомба, новая форма достижения мира. Мало того… Это основной фундамент мирного сосуществования человека в будущем. Это оружие будет воевать, находясь на складе, а не на передовой, в жерле пушки или под крылом самолета.
Слушая профессора, Том подумал о том, что перед ним стоит не великий ученый, а сбежавший из клиники для душевнобольных пациент. С такой уверенностью говорить о своем оружии, наделять его таким фантастическим могуществом! Еще совсем недавно он вспоминал таких же горе-конструкторов и их снаряды-малютки. Это бравада, и расходившееся самолюбие гения. "У парня взбесилась лошадь, — со вздохом сожаления подумал Том, — а он и поводья бросил. И спорить нельзя, опасно — копытами затопчет". Он не любил людей, которые готовы откопать спор везде и по любому поводу. "А все начиналось с обыкновенного знакомства, — еще раз вздохнул Том и мысленно пошутил: — А эта вонь… Не спесь ли доктора протухла?". Он разочаровался в профессоре, и чувствовал себя из-за этого неловко, и еще от того, что разочарование пришло так скоро. Скорее всего, Фридбах переживал в этот момент те же самые чувства, и это стало понятным по тому, как он после последнего слова резко развернулся и ушел, нервно размахивая тонкими, сухонькими руками. Оглушительный хлопок дверью заставил всех вздрогнуть. За доктором вышли еще шесть человек — Том не угадал количества охранников.
