Багряный лес | страница 5
У него от возмущения перехватило дыхание, и он бросился на решетку:
— Знай, что несешь, ведьма!
— Я-то знаю, дорогой аббат. А ты?
— С тобой точно не ошибусь, — сказал он, глубоко вздыхая, чтобы успокоить сердце. От его неосторожного, сильного выдоха потухла свеча, но темнота не успела полностью освоиться в келье, как с легким треском огненная нить ударила от глаз женщины в фитиль, и свеча загорелась ярче прежнего.
— Я — это другое дело, — с ноткой серьезности произнесла она. — На моем пепле и пылинки в воздух не поднять. Вот безгрешный — это радость! Сам рвется в небеса, да так, что не удержать. Ты и сам сомневаешься, не так ли?
Он не торопился с ответом, а она ждала и смотрела на него в упор холодными огнями своих глаз.
— Я не судил его, — бросил он в сторону.
— Но судить будешь. Других.
Зазвонил колокол часовни. Ведьма брезгливо поморщилась:
— А с его пепла только под землю провалиться, но его никто не сжигает.
Он понял, о ком и о чем она говорила.
— Я не судил, — повторил он.
— Но казнил! — гневно выкрикнула она, и, заметив, как он вздрогнул от этого, добродушно рассмеялась. — Не надо так переживать, мой дорогой аббат. Да, это не твой грех. Не полностью. Но успокойся: твоя дорога вся из греха будет, как только ты оденешь на себя, — она указала подбородком в сторону кровати, где лежала ряса, — черно-белую шкуру.
— Замолчи, грешница! Со своими прегрешениями ты грязь против меня.
— О-о-о! Сильно, аббат, сильно, — с удовольствием отметила она.
Он бросил взгляд на рясу:
— Это дано мне Господом, как оружие!
— Молодец, — с притворной интонацией похвалила она. — Ты поймешь, аббат, но только поздно, что грех перед Богом абсолютно голый, как я, — она показала рукой на свои грудь и живот. Абсолютно. Поймешь, но только поздно будет. Каждый из нас равно грешит: ты в своей рясе, я на метле.
Она стала медленно отлетать в темноту.
— Это твои дети были на кострище, пепел собирали? — спросил он, упершись лицом в решетку.
— Мои. Хочешь через них меня найти?
Ведьма продолжала отдаляться.
— Нет, — поторопился ответить он. — Ты их тоже учишь колдовству?
— Да, аббат.
— Зачем? Это же дети!
— В том-то и дело. Я научу их всему, что знаю сама, пока малы, а вырастут — пусть сами выбирают, с чем по жизни идти.
Грузский уже видел только неясные очертания ее тела и огоньки глаз.
— Зачем ты прилетала?
— Любопытна. Говорят, что ты страшным палачом станешь. Вот и не утерпела, прилетела посмотреть… Оставайся с Богом, аббат.