чего не бывает. Всѐ равно будет так, как задумано.
— Кем задумано? – рассеяно уточнила я, понимая, что слушаю товарища
вполуха. И даже, если он и скажет что-то дельное, то я это просто пропущу.
— Не знаю кем, - продолжил хмурый Бахамут, - но кто-то же живѐт там
наверху и планирует, что и как случится. Боги и ангелы там всякие
Почему-то возникло ощущение, что ангелам он ой как не против пощипывать
все пѐрышки на крыльях.
66
— Ну, не без этого. Но с другой стороны, что не делается – всѐ к
лучшему… Наверно, - я была не слишком уверена в своих словах, однако
ворчать и жаловаться на жизнь как оператор не собиралась.
— Кстати, когда мы сразу встретились с Олегом Дмитриевичем, он сказал
отдать это тебе, - Руслан протянул мне небольшой бумажный сверток.
Я с удивлением взяла «подарок», недоверчиво глянув на оператора.
— Савинский? Мне? Ты уверен?
— Да. Если, конечно, ты у нас одна Дана Хлоева. А так, может, и кому
другому.
— Хватит паясничать, - фыркнула я, разворачивая на ходу сверток.
Сказать, что когда я увидела то, что было спрятано под сероватой бумагой,
потеряла дар речи – ничего не сказать. На ладони, переливаясь медовым с
рыжиной сиянием, лежал двуголовый дракон Са-Хюинь. Тот самый, что
некогда был передан мне Ву Ван Ньепом.
— Что…что… это такое? – запинаясь, произнесла я, понимая, что это
какая-то злая шутка.
Бахамутов молча смотрел на агатового дракона, кажется, не будучи
способным сказать что-то членораздельное.
— Откуда он у Савинского? – уже спокойнее спросила я.
— Не знаю, - честно ответил Руслан. – И я не в восторге.
— Да, я тоже. Почему у меня странное предчувствие, что мы опять куда-
то влипли?
— Потому что так оно и есть, - просто ответил Бахамутов.
67
Улуг-Хем
Поздним летом в этих краях небо бездонно и безгранично. Кажется, что
оно — огромная перевѐрнутая чаша, вырезанная из молочно-голубого опала и
по недоразумению оставленная здесь кем-то из богов.
Чѐрный сокол с криком взмыл в эту синь, рассекая крыльями прохладный
воздух и стремясь к солнцу. Крик у него не такой как всегда — сладкий,
нетерпеливый зов, словно сокол заждался чьего-то прихода и знает, что вот-вот
должна состояться встреча.
Солнце иззолачивает бронзовые перья; глаза птицы, как раскаленное
золото, не мигая, смотрят вниз, на узкую тропку, теряющуюся среди гор, но всѐ
же выходящую к Улуг-Хем — Великой реке.
Но ждать недолго. Они идут. Идут, сверкая кольчугами и сталью
