— «Шмайсер»! Духа повязали! Профилактику выписали. Думаю, почки долго болеть будут. Тут девки полуголые с ума сходят. Да ещё трое мужиков в сарае заперты, кричат. Даже по-русски вроде.
— «Эфенди»! Пускай «Мисо» выйдет, попробует девок успокоить. Ты по-татарски знаешь?
— «Шмайсер», немного! Я не очень нацмен.
— «Эфенди», короче, найди переводчика. Мухой его сюда шли. Я пока трофеи соберу. Тут у меня один полуживой дух. Контролируй зону!
— «Шмайсер», ответь «Мисо».
— Слушаю, «Мисо».
— Тут есть говорящие по-русски. Вроде успокоила, две девахи немного не в себе, ещё одна больная. Остальные в адеквате. Сказала, что их спасаем. Вывезем отсюда.
— «Мисо»! Если возможно, возьми одну-двух самых живых, из тех, кто может понимать тебя. Остальных закрой, пусть не суетятся, ждут. Осмотрите всё, они, наверное, знают, где чего у них. Прикинь трофейный потенциал. Аккуратно только, убедительно прошу!
— «Эфенди» — «Шмайсеру». Переводчик бежит, встречай. Зовут Тахир. Таджик, вроде нормальный парень. По-русски хорошо говорит, знает ещё пять языков. Остальным двоим приказал сидеть, не дёргаться. Кстати, один дагестанец, один азербайджанец.
— «Шмайсер» — «Эфенди». За этими смотри в оба, кто знает, что у них в приоритетах. Пока сам с ними не поговорю, не выпускай. Прикрывай Мисо. С брони ни на шаг.
— Принял, «Шмайсер».
Собираю трофеи. Две винтовки «Фольксгевер-2», не трофеи, слёзы. Самое худшее из немецкого оружия. 200 метров, предел нормальной работы. Качество изготовления, качество материалов, редкостное демо. Так, два гладких, Franchi Model PA7 Vario и SPAS 15. Редкое оружие в России. Вроде хвалят. Револьвер Webley-Fosberi, не знаю такой. Фирма вроде известная. Вот это красота! Произведение искусства! ASTRA 902, в «девичестве» маузер К-96. Весь пистолет покрыт золотым рисунком. Щёчки, ручки, перламутр. В отличие от маузера, автомат и магазин на 20 патронов. Саида пистолет. А второй ствол у него, ох! Любишь, парень, ты большие пушки! Это ж BFR от Magnum Research, калибр, мама дорогая, 50 АЕ.
— Серёг! Ой! «Шмайсер»! Мы победили? — ликовал Анвар в рацию.
— ХЗ! Анвар! В душе не ведаю! — отвечаю.
Сажусь рядом с Саидом, смотрю на него. Очухивается, что-то зло говорит на незнаком мне языке, затем по-английски. Я с английским не очень дружен, в школе немецкий изучал. Всё напрочь забыто. Слышу, бежит кто-то.
— Я здесь! Подходи тихо, руки, я должен видеть! — кричу.
Подходит парень, лет тридцати, худой, в драном камуфляже, бог знает, каким тот был изначально. Первое, что я заметил, глаза. Не зря говорят, глаза — зеркало души. У него в глазах боль. Боль долгая и мучительная. И тут в них вспышка. Такое бывает, когда истязаемый видит поверженным своего мучителя. Тахир, из замученной жертвы стал проявляться звериный облик.
