Это была самая пленительная, самая женственная и самая красивая из всех теток на свете. Она «вела дом» на проспекте Щорса. Дядя Володя, ее брат, дядя Миша, ее муж, дядя Митя, муж сестры Лены, сама сестра Лена — все ходили на работу. Не ходили на работу тетя Катя, ее мама Ольга Александровна, ее отец Петр Петрович. Вела дом одна тетя Катя. Она готовила, убирала большую квартиру, она мыла посуду, и при этом я никогда не видела ее неулыбающейся, непричесанной, в халате и шлепанцах. Ее красивые руки всегда были ухожены, с длинными красивыми ногтями, даже на кухне ее черные волосы не выбивались из тяжелого узла, уложенного чуть книзу, на середине высокой шеи. Говорила она всегда негромко и мягко. Мужа называла только «Мишенька». Она была из того поколения женственных и подлинных женщин, которые не жаждали эмансипации, равенства, не хотели казаться сильными, они интуитивно чувствовали силу слабости, мягкости и покоя, которые даны женскому роду, они были мудры. Я помню, как она танцевала. Заводили патефон, мою любимую пластинку «Утомленное солнце» ставили особенно часто. Словно совсем забыв, что она готовила стол, тушила, пекла и жарила, ставила красивые тарелки и бокалы, приготовляла салаты и заливную рыбу, — тетя Катя танцевала как никто другой, она была самой прекрасной из всех танцующих. И так хотелось суметь когда-нибудь так же, как она, положить партнеру руку на плечо, легко, невесомо плыть с ним под это «утомленное солнце», и чтобы глаза так же сияли, и улыбка была, как из крупных жемчужин, и волосы отсвечивали — черные, затянутые в тяжелый узел.
Она научила меня читать. Научила быстро и талантливо, как все, что она делала. «Татка, тебе пять лет, ты должна хотя бы читать, — сказала она. — Это буква «А», как домик. Видишь? Повтори. Это «Б» — похоже на мужчину с животом. Это…» Я научилась быстро. Мы с ней живем в Зачеренье, там, где папа работает в санатории. Санаторий очень большой, в нем есть даже кино. Настоящее. И есть зал для игр. И есть каток. Тетя Катя бегает на коньках, а я сижу на скамейке и вижу мелькание Катиной белой шапочки, белого свитера. Она мчится быстрее всех.
«Я сначала научу тебя кататься на финских санях. Не бойся. Быстрее. Успевай смотреть по сторонам, чтобы не наехать. Поворачивай. Ну, теперь одна. С горки. Молодец! А теперь с большой. Что ты плачешь? Разве больно? Ведь ты упала в снег. И лицо стало некрасивое. Улыбайся. Даже когда больно. Ты же девочка. Ты все время должна быть красивой». И мы катаемся с самой высокой горки, и блестит снег, блестят полозья, и блестит мир — яркий от солнца, снега и голубого неба. «Татка, прочти, что здесь написано? Так. А здесь? Я сейчас тебе нарисую — каток и всех, кто на нем катался. А потом ты постараешься тоже нарисовать, когда я уйду». — «Куда?» — «На танцы, сегодня вечер танцев». — «А я?» — «Скоро придет Вася».
