Она сидела за своим рабочим, столом, читая при свете лампы с абажуром, когда ей сообщили о приходе гостей. Часовой разговор после обеда — самое, большее что мог посвятить ей сын, как только этот час кончался, он уходил к своей повседневной работе, оставляя мать одну.
— Зажги свечи, Джеймс, — сказала она слуге, — скажи мистеру Олливенту, что пришли мистер и мисс Чемни. Я думаю, никакое другое имя не сможет оторвать его от книг.
Слуга зажег пару восковых свечей в египетских канделябрах, которые слабо освещали часть комнаты с камином и тускло отражались в черной глубине зеркала.
Слабо освещенная комната показалась Флоре несколько печальной даже после голых стен гостиной Фитсрой-сквер. Жизнь подобна бивуаку, который не может существовать без своего своеобразия. Но здесь каждый предмет говорил об ушедших днях, о людях, которые давно ушли из этой жизни, о несбыточных надеждах, о мечте, которая была мечтой ни о чем, о невысказанной меланхолии, коснувшейся всех вещей и сделавшей их старыми. Мисс Олливент, подобно окружающим ее вещам, также несла на себе отпечаток ушедших дней. Ее прическа и платье были такими же, как в Лонг-Саттоне тридцать семь лет назад. Волосы миссис Олливент наполовину были спрятаны под брабантскими кружевами, которые были одним из ее свадебных подарков, и зачесаны назад гребнем из панциря черепахи, который принадлежал еще ее матери. Она носила аметистовую брошь, прикрепленную к воротничку ее платья. Платье из шелка серо-стального цвета было сшито так же просто, как у мисс Скиптон — главной портнихи Лонг-Саттона, которая сделала ей это платье еще во времена замужества. Миссис Олливент ничего не меняла, и время не меняло спокойствие ее задумчивого лица и едва оставило свой след в виде небольших морщинок. Ни сильная страсть, ни печаль не коснулись ее внешнего вида. Трудно было бы представить себе лицо, которое могло бы более отчетливо выражать спокойствие и ясность души. Была в выражении ее лица какая-то неопределенная меланхолия женщины, прожившей половину жизни, которая скорее напоминала зимнюю спячку, чем живое, переменчивое существование теплокровного человечества.
Она оживилась, но оживилась каким-то спокойствием при виде Флоры, взяла ее за руки, которые девушка протянула ей с некоторой застенчивостью, и поцеловала с большей любовью, чем это делала мисс Мэйдьюк.
— Так мило с вашей стороны, мисс Чемни.
— Флора, если вам будет угодно, дорогая миссис Олливент.
