— Забирай свои соболя и убирайся! Иди туда, откуда пришел, на свое место…
Пришла Голда, она же Прекрасная Елена, смотрит: весь ров в шмотье, потому что много вещей было у Актрисиного любовника. Посмотрела Голда, посмотрела и почапала в «Монополь», а там прямо с порога объявила фарцовщикам:
— Цыгане ставят табор на заставе! — и сразу к туалетной смотрительнице, и к гардеробщице, и к лифтерше…
У Актрисы был двойник, который, кроме тою, что выглядел, как она, ничем в жизни особо не выделялся: старая скучная тетка, всю жизнь работавшая на почте; единственным плюсом у нее была красивая кличка Рахиль. Умела пользоваться тягой молодых актеров или студентов к прекрасному: не одного юнца уложила к себе в постель, а те просто — шли за ней по улице и улыбались. Почтарка плела им что-то о секретах актерского мастерства, рассуждала, как же иначе, а они, одетые в черное, слушали с задумчивыми лицами. А эта Рахиль врала им без зазрения совести, выдумывала разные свои давние театральные приключения, хоть и неизвестно, может, она и в театре-то была всего раз в жизни. И как ее знаменитый герой-любовник завоевывал, и кто ей корзины цветов приносил, потому что фантазии об этой театральной жизни у нее были родом скорее из Голливуда, чем из Вроцлава. В конце концов одна интеллигентка на эту почтарку взъелась, что та купоны стрижет за счет настоящей актрисы благодаря внешнему сходству и при отсутствии каких бы то ни было ее собственных заслуг, и послала ей в анонимном письме такую реплику Еврея о Рахили из «Свадьбы»: [32]
Говорит, что музыка берет ее за душу,
только замуж брать ее пока не стану;
может быть, на почте место для нее достану.
Обе вернулись. Сначала первая, с обеда. Но, видя, что на одеяле я один, уже не осмелилась ко мне подойти (потому что единственным обоснованием ее присутствия была та, вторая, годами ей под стать); прошла немного дальше, устроилась на полотенце, налепила листок на нос, стянула майку с плеч и загорает, то и дело бросая взгляды, не подсматриваю ли я за ней. Установила, что, к сожалению, за ней подсматривают, поэтому на всякий случай листочки себе и на соски положила.
Смотрю, а тут и вторая возвращается с массой разных покупок, видно, до позднего вечера собирается сегодня здесь сидеть. Кидаюсь к ней, потому что у меня давно уже закончились сигареты, а на пляже, в ложбинке страшно хочется курить, особенно под пиво.
Она меня угощает какими-то своими вонючками, но купила для меня и «R1». Угощает также новостью, что, кажется, в Мендзыздроях в Водном парке она видела Олесницкую, и это, похоже, было правдой, потому что Олесницкая как бы общепольская директорша по делам теток. Но пока смотрю, моя Пенсионерка № 1 натащила разных книг романтического характера и даже (люди к старости впадают в детство) желтые надувные нарукавники для плавания! Тотчас же их надула (а какие мины корчила, пока надувала!), надела на свои худые руки и пошла купаться, заранее очень вежливо попросив посторожить все ее манатки, разложенные по матерчатым в цветочек кошелкам, с какими ходят в магазин пожилые дамы. Ей дома приходится ухаживать за цветами. Герань и пеларгония, и очень старые разросшиеся столетники.
