— Какой ужас! — воскликнула Мать.— Это-значит, нам столько платить!
— По счастию, — продолжал Отец,— самою Марию Афанасьевну кирпич не задел, хотя и мог бы. Приходила милиция, разбиралась. Мария Афанасьевна успела заметить только, что какой-то парень лет пятнадцати шмыгнул в наш подъезд.
— А как он был одет? — живо спросил мальчик.
— Мария Афанасьевна не успела разглядеть.
— Так откуда она взяла, что это был я, если она ничего не разглядела?
— Она и не говорит, что это был ты. Это говорит сосед из двадцать четвертой.
Коля был поражен.
— Он видел?!
— Да, он говорит, что видел. Видел, как ты шмыгнул в подъезд. Именно ты.
Мать снова закричала: «Какой ужас!» — и тут Колька взорвался.
— Он врет! Он всех ребят ненавидит! Мы между собой его зовем «кусок дурака».
— Он в здравом уме и твердой памяти,— спокойно возразил Отец.— И он утверждает, что ты, именно ты, у него на глазах шмыгнул в подъезд.
Колька лихорадочно вспоминал.
— Так в тот же вечер меня даже и дома не было! — воскликнул он радостно.— Я к Вовке ездил, а туда езды час.
— И Вовка сможет подтвердить, что ты был у него?
Но тут Коля вспомнил, что у Вовки никто ему не открыл, он звонил, звонил и вернулся домой.
— Значит, у тебя нет алиби,— усмехаясь, сказал Отец.— Пропало твое дело. Совсем, кстати, как у Леночки, которая ну никак не могла доказать, что не брала твоих «ключей.
— Это Чертик бросил кирпич! — крикнула Леночка.— Это Чертик из тридцатой.
Отец живо к ней обернулся.
— А ты можешь это доказать?
Нет, конечно, она тоже ничего не могла доказать.
— Он всегда кидается,— тихо сказала она.
— Как ты всегда берешь Колькины ключи,— ответил Отец.— Давайте разберемся. Можем ли мы сказать, что вина нашего Кольки доказана? Мария Афанасьевна не разглядела мальчика, который, бросив кирпич, вбежал в наш подъезд. В нашем подъезде трое пятнадцатилетних мальчишек, к тому же сюда мог вбежать и кто-то чужой. Теперь — показания соседа из двадцать четвертой. Он видел, как Коля вбегал в наш подъезд, но не видел, кто бросил кирпич. Естественно встает вопрос, когда он видел Кольку, вбегающего в подъезд.
— Конечно,— запальчиво сказал Колька,— пусть он скажет, когда я вбегал.
— Мне хотелось, бы, Николай Сергеевич,— не без язвительности сказал Отец,— чтобы в вопросе о ваших ключах вы так же прочно стояли на почве справедливости.
— А кто-нибудь спросил у соседа,— робко сказала Мать,— когда он видел Колю?
