Счастье, несчастье... | страница 36



«Если вина не доказана, тем самым доказана не­ Если бы Отелло (и все несчастные ревнивцы на свете) придерживался этого принципа, не погибла бы ни в чем не повинная Дездемона. Ведь подозрительность — она как наваждение, она поражает мозг и слепит глаза, ведет предатель­ский отбор, искажает жизнь. Помните, Отелло, как в бреду, спрашивает Дездемону: «Кто ты?» Она от­вечает: «Твоя супруга. Тебе и долгу верная жена» — это чистая правда, но ему каждое слово кажется ложью. Бедная благородная Дездемона, она попалась как раз в ту самую ловушку, когда невиновный не в силах доказать, что не виноват. И умирает в созна­нии своего бессилия.

События в семье, когда Коля требовал у сестры ключи, далеки от трагедии, но все же в душе ма­ленькой девочки, которая никак не могла доказать брату, что не брала ключей, было подлинное отчаяние бессилия, и родители это почувствовали. Они не умели объяснить детям принцип презумпции не­виновности, но по сути своей — сперва докажи, а по­том обвиняй — он им был понятен просто потому, что был справедлив. Коля всех этих отвлеченных сентенций не принимал.

Вразумить его взялась сама жизнь. Она препо­дала ему наглядный урок, которым не замедлили воспользоваться в своей педагогике родители.

Собственно, урока было два. Первый заключался в том, что Колины ключи оказались в папином кар­мане (накануне мальчик забыл их в двери, а папа сунул к себе в карман); парень был порядком при­стыжен, но не желал в этом признаться. Второй урок был преподан через несколько дней и оказался больнее.

Придя с работы, Отец спросил у Матери: «Где наш «черный ящик»?» — и когда Колька пришел, сказал ему, что должен с ним поговорить.

—   Сядь,— сказал Отец.

—   Сел,— отозвался Коля.

—    Послушай...

—    Весь внимание.

—    Что?

—    Весь, говорю, внимание.

Коля был в том возрасте, когда мальчишки не­удержимо дерзят. А Отец пришел с работы уставшим. Поэтому разговор пошел резче, чем должен был бы.

—   У нас в первом этаже разбито окно,— сказал Отец.

—   Интересно,— сказал Коля.

Наступило молчание. Они смотрели друг на друга. Первым не выдержал сын.

—    Ну и что разбитое окно?— спросил он.

—   Оно разбито.

—   И кто же, интересно, его разбил?

—   Да ты, говорят.

—   Какое мне дело, что говорят, если я не разби­вал!

—    Обстоятельства,— сказал Отец,— были та­ковы. Кто-то бросил кирпич в окно первого этажа, где живет Мария Афанасьевна. Кирпич, рассадив оконное стекло, врезался в сервант, в котором стояла дорогая посуда.