Но распоряжение, сделанное в гневе, часто бывает несправедливым и, как правило, вызывает ответное раздражение, ребенок в оппозиции, в обороне, настороже, он тотчас почувствует несправедливость одного и притворство другого. Для него станет ясен заговор взрослых, которые всегда за его спиной договорятся друг с другом. Но ведь в сущности так оно и есть — вечный (и далеко не всегда справедливый) заговор взрослых против ребенка.
В первом классе, как было положено по новой программе, дети получали зачатки алгебры, введено было понятие неизвестного, обозначаемого иксом. Маленькая Аннушка решала дома задачку о вагонах, груженных по-разному. И задачка у нее благополучно решилась следующим образом: икс равнялся двадцати, двадцати пяти и сорока.
— Но этого не может быть,— сказал отец,— одно и то же число не может быть одновременно двадцатью, двадцатью пятью и сорока.
— Нет, может,—с важностью отвечала девочка,— нам учительница сказала: все, что в задачке неизвестно, обозначается иксом. Ведь нам неизвестно, сколько груза в трех вагонах, значит, у нас три икса.
— Не может быть, чтобы учительница так вам объяснила,— сказал отец и показал, как надо решать задачу.
Вернулась Аннушка из школы вся в злых слезах.
— Вот оно, твое решение! — крикнула она, бросив на стол тетрадь, где, черкая и перечеркивая, резвились красные чернила и стояла крупная двойка. Девочка была потрясена, она была старательна, и двоек до сих пор ей получать не приходилось.
было делать отцу? Не мог же он признать верным то, что противоречит законам математики и элементарному здравому смыслу. Но авторитет учительницы! Был первый год введения новой программы, учительница первой ступени, по-видимому, успела забыть алгебру до самых ее основ. Как быть? Решили со всевозможной осторожностью и деликатностью поговорить с ней. Но разговора не получилось, учительница, которая тоже заботилась о своем авторитете, ошибки признавать не хотела и гордо попросила отца не вмешиваться в учебный процесс. Государство поручило ей обучать детей, и она не позволит... Ребят с тех пор она, разумеется, учила правильно (и с иксами разобралась), но Аннушку, с которой у нее были связаны неприятные воспоминания, сильно невзлюбила.
Невзлюбила! Уже вместе с этим словом рушится авторитет учителя, он не может себе позволить этого: не любить. Конечно, сам по себе вопрос этот непростой. Любовь-нелюбовь от человека вроде бы не зависит — как говорят, сердцу не прикажешь, и в то же время всем нам ясно, что педагог не должен, не смеет этого — не любить. Не обнаруживать этой своей нелюбви? Но она высказывается невольно, звучит в интонациях, глядит из глаз. Нет, нелюбящий педагог — дело невозможное. Он, если хочет оставаться педагогом, должен именно приказать своему сердцу, запретить себе злое чувство, задавить его в себе, искать позицию, приближающуюся к материнской — ведь мать может сколько угодно гневаться, но никогда не разлюбит.
