Конечно, мать должна защищать обязательно, именно эту роль отвели ей и природа, и общество. Сколько дано ей жизненного времени, сколько хватает у нее сил, столько и должна она защищать. Если она забывает об этих своих обязанностях, ничего хорошего из этого не получается. Ее долг защищать свое — пусть великовозрастное — дитя. Но защищать спасая, а не губя! Защищать, оставаясь для него высоким нравственным авторитетом — и в этом отношении нам важно знать, как вели себя матери Алексея и Михаила после того, как узнали об их преступлениях.
Бедный, бедный Юрий Борисович! — и тут его ждала беда. В день нападения, как вы помните, сестры прибежали к брату, горячо выражая ему свое сочувствие и проклиная преступников. Узнав, кто были преступники, они разом замолкли и больше не пришли. Наталья Федоровна позвонила однажды, когда у Юрия Борисовича были гости и он не мог разговаривать, обиделась и больше не звонила. Ей бы, разодрав власы и посыпав их пеплом, на коленях ползти к братнину порогу, а она удалилась в обиде.
Сестра Галина тоже позвонила раз — накануне суда.
Юра,— сказала она,— как это получилось, что тебя сломаны ребра?
Странный вопрос, не так ли. На самом деле в нем был смысл: преступники выдвинули версию, будто ребра были сломаны случайно, при падении, и вот теперь Юрию Борисовичу недвусмысленно предлагали «вспомнить», что это именно так и было. На суде сестры держали себя по отношению к брату с нескрываемой ненавистью, так, будто это он ворвался к ним в квартиру, бил и грабил. Ему пришлось услышать из уст сестры Галины, что в тот день она не видела у брата каких-либо существенных повреждений. А когда сам Юрий Борисович сказал, что они были и очень болезненны (он долго лечился), в зале кто-то громко гоготнул. Я обернулась: это был немолодой грузный человек с палкой — отец Михаила.
Как видите, жизнь в этих семьях тоже изрядно выворачивали наизнанку, так что мальчикам в конце концов было чему тут научиться.
Мы с Натальей Федоровной ведем долгий тяжкий разговор. Она больна (ишемическая болезнь) и совершенно раздавлена.
— Я ночами все не сплю,— говорит она медленно.— Проклинаю свою жизнь. Знаю, что не смогла воспитать сына. Но я уверяю вас, Алеша сам понял весь ужас того, что совершил, и клянет себя, как я себя кляну.
В искренности ее слов с их каменной тяжестью невозможно сомневаться.
Она тихо кивает головой.
— Жалко их,— говорит она печально.— Молодые.
