Солнце любви [Киноновеллы. Сборник] | страница 100



ПАЛЛАДА. Знаете, я не подумала об извозчике. Мне, право, неудобно. Нельзя ли попросить у вас взаймы на извозчика?

СЕРАФИМ. Взаймы? У бродячего пса?

ГАВРИЛА. Постой. Тронут до слез.


Гумилев подходит к Палладе Олимповне.

ГУМИЛЕВ. Сударыня, не могу ли я вам чем помочь?

ПАЛЛАДА. О, да, конечно, Николай Степанович! (Вздыхает с облегчением.) Простите, господа актеры. Спокойной ночи!

ГУМИЛЕВ. Что случилось?

ПАЛЛАДА. Совершенно не умею подавать милостыню. Отдаю все.

ГУМИЛЕВ. Милостивая государыня! Вы отдали все деньги этим клоунам и вернулись к ним одолжить у них на извозчика? Замечательно!

ПАЛЛАДА. Вы смеетесь надо мной, Николай Степанович?

ГУМИЛЕВ. Разве на то похоже? Я в восторге! Вы божественны!

ПАЛЛАДА. Улыбка у вас милая. Как не поверить? Можно подумать, вы хотите меня обольстить.

ГУМИЛЕВ. Не знаю, что со мною... Но, кажется, в меня вселился Сатана? ( Смеется. ) Или всего лишь Дон Жуан?

ПАЛЛАДА (приосанивается). Что это? Признание в любви?

ГУМИЛЕВ. Любить и петь - одно и то же...

ПАЛЛАДА. Иль обольщенье без околичностей? Боже!

ГУМИЛЕВ. Я говорю, в меня вселился дьвол, который прельстился вашими прелестями...

ПАЛЛАДА. Но, кажется, в вас влюблены?

ГУМИЛЕВ. Вы кого имеете в виду? Впрочем, неважно. Важно, когда ты сам влюблен, обуян страстью. Ведь и у чувственной страсти есть миг цветенья, ее высший миг.

ПАЛЛАДА.  Акмеист... Вам это так не пройдет. Увезите меня отсюда. Поскорее. Сейчас!

ГУМИЛЕВ. Из огня да в полымя!


Хор провожает их к выходу:

ЛИКА. Он же смеется над ней!

ЕВГЕНИЙ. Смеется он или нет, он ее не упустит.

ТАТА. Однако, какой нахал!

ЛИКА. Кажется, будет весьма кстати нам вспомнить строфу из «Собачьего гимна»-2.

ЕВГЕНИЙ. Первый сочинил Князев, второй - через год - Кузмин.


            ХОР
Не забыта и Паллада
В титулованном кругу,
Словно древняя Дриада,
Что резвится на лугу.
Ей любовь одна отрада,
И где надо и не надо
Не ответит(3 раза) «не могу».
      (Пляшет.)

Эмблема кабаре взвивается.

Хор в беспокойстве - Князев сам не свой, он избегает Кузмина; входит Осип Мандельштам, поглядывает на Князева не без сарказма, явно сочувственного.

МАНДЕЛЬШТАМ. Теперь вы видите? Не только от символизма, но и романтизма во всех его видах следует уходить...

КНЯЗЕВ. Что? Куда уходить?

МАНДЕЛЬШТАМ. Недавно я бы сказал, в революцию, но выбрал я поэзию. А вы - царскую службу или поэзию?

КНЯЗЕВ. Я думал, совместить.

МАНДЕЛЬШТАМ. Лермонтову не удалось.

КНЯЗЕВ. Как сказать.

МАНДЕЛЬШТАМ. Тоже верно. Но не те времена.

КНЯЗЕВ. Тоже верно.