Сейчас этот великовозрастный оболтус сидел в кресле, еще постукивая зубами, согревался, успокаивался, будто не в туалет сходил, а одолел подъем на Эльбрус, и щупал в кармане найденную полоску.
Полоска была теплой, теплее его руки. До него разница в температуре дошла не сразу. Он ее сперва ощутил, потом забыл, думая о сержанте, потом вновь вспомнил и, наконец, задумался над парадоксом. Ну не могла вещичка, пролежавшая сколько-то времени на снегу, быть такой теплой. Не играет роли из чего она сделана: из металла неизвестного или из пластика — все чушь. Она должна быть холодной. Или не должна?
Даже это небольшое мозговое усилие утомило Ревокура. Он отбросил мысль об подобранном утиле, повернулся к соседу и спросил стандартно:
— Далеко едешь?
— В Улан-Батор, — с сильным акцентом ответил толстяк.
Значит, он был не бурят, а монгол. Иностранец. Не удастся ли его раскрутить на жратву.
— Бывал в Монголии, — сказал Ревокур, — народ там у вас хороший. Гостеприимный и честный.
Голодный фотограф рассчитывал, что с обсуждения обычая кочевых монголов встречать любого гостя накрытым достарханом и кумысом он плавно перейдет к необходимости позднего ужина, который монгол мог бы взять на себя. Но плосколицый толстяк отреагировал непатриотично.
— Дрянь народ! — сказал он убежденно. — Жадный, грязный. Воровать любят все.
«А если он все же бурят, — растерялся Ревокур, — буряты, наоборот, монгол ненавидят.»
— Ну, где как, — ответил он уклончиво, — меня вот кумысом угощали, бешбармак делали.
— Кумыс у них плохой, мухи в нем плавают, выдержки нет. Жадные потому что. Не успеют поквасить, уже пьют. Мясо гостям жесткое дают, от старого барана. На подарки надеются.
— Да, — согласился Ревокур, — подарки они любят. И мух много.
Он никогда не был в Монголии, но слышал рассказы ребят, гонявших туда скот. Кроме того бывал в Средней Азии, бродил по горам, общался с кочевыми скотоводами. И надеялся, что основные обычаи чабанов не слишком различаются.
Сосед хрюкнул нечто непереводимое и повернулся к Ревокуру всем телом. Жирный загривок не позволял ему ворочать головой отдельно от туловища:
— Жрать хочешь? Так и скажи. Чего вокруг да рядом суетиться? Денег не дам, мало русских денег осталось, а тугрики здесь не обменяешь. Накормить дам. У меня баба чистая, без мух готовит.
Он развязал один из баулов, достал кусок вяленого мяса, лаваш, бутылку с кумысом, лук, чеснок, головку мягкого сыра.
— На ешь. Тарасун пить будешь?
