смотрит, то Гром. Он на меня, как гром среди ясного дня упал. С пятого этажа, наверно. Не
сознался никто чей он, так и живет со мной, подоконничный мой. Его подружка – Синька,
наверное, пошла на балкон последних мух ловить. Ее я возле стройки подобрал, на нее
краска упала, долго отмывал, а потом выхаживал от отравления растворителем. Сторож и
Нахал вон в углу жмутся. С этими будь осторожен, порвут как Тузик грелку.
Андрей во все глаза рассматривал домочадцев.
- А это – Андрей, — представил я его собравшемуся коллективу. Этому, наверное,
парень больше всего удивился. Но промолчал. Хотя его так и подмывало что-то спросить.
Тем временем я уже шел на кухню, а за мной преданно следовала вся моя орава.
Собственно я менеджером и пошел именно потому, что будучи штатным врачом, к которому
частенько побаивались идти пациенты, получал мало. Не потому, что я страшный или
плохой, из-за того, что привыкли раздвигать ноги лишь после брака, а у меня это было в
порядке плановой проверки, что и настораживало.
Глава 2 Вечерний уют
Андрей быстро освоился в моей квартире. И намного быстрее, чем когда-то это сделала
Жанна, начал помогать по хозяйству. Как только мы оказались на кухне, он сразу за чайник и
по закромам: искать, готовить, нас кормить, а потом уж сам, словно канарейка, что-то
поклевал. Убрал и вымыл посуду, протер стол. Подмел пол. Короче поставил меня перед
фактом, что он тут остается жить. Собственно, как мои коты и собаки — один в один. Только
вот взгляд его что-то мне покоя не давал. Даже приблизительно я его классифицировать не
смог. В конечном итоге не выдержал, спросил.
-Андрей, чего ты на меня так косо смотришь?
Парниша очень смутился. Взгляд в пол и как-то засуетился, что ни у одной современной
барышни такого взгляда сейчас не сыщешь. Все это я принял за его желание попросить
остаться, поэтому продолжил.
-Можешь меня совсем идиотом доверчивым воспринимать, но можешь пока побыть у
меня. Но не наглей,— сказал и понял: я попал. Вот теперь я точно попал. Когда можно было
сказать: иди ищи другого дурака или дурочку, я стал этим самым дураком. — И постарайся
найти работу и жилье.
Его смущение стало еще сильнее, что, по моему мнению, было ничем иным, как
стыдом. А если стыдно, то значит не совсем он потерян для общества. Во всяком случае, так
говорят, я не проверял. За себя мне стыдно не было, а окружали меня явно бесстыжие
