— Ах ты солнышко мое, — говорила мне Колючка, а сама тем временем щипала меня за ляжку, — вот уж кто мужик так мужик: десяти баб ему мало!.. Ну‑ка, поди‑ка сюда, бездельник!
— Оставь, глупая, у меня душа не лежит. Устал очень… И потом, ты же знаешь, что мне противно бывает заниматься этим с женщиной, которая только что была с другим.
— С каким другим? С этим‑то?! Ну уж, ты скажешь! Столько возни, и так ему, и этак, и оттуда зайди, и отсюда зайди, и вылези вся из кожи вон, и такое делает, что тошно вспоминать, и в конце концов… пшик, и чувствуешь себя до того противпо… Идем, что ли? Слушай, Сибран, после этого придурка ну просто позарез хочется мужчину твоего склада, который берется за дело без выкрутасов, а ты еще ломаешься… Идем?
— Денег нет, — сказал я, чтобы отбить у нее охоту.
— Да, ну и что с того? Заплатишь мне в другой раз; я же знаю, ты — мужик что надо.
— Нет, детка, нет…
— Ну, давай же, парень! — И, понизив голос, добавила, бормоча мне прямо в ухо: — Когда сделаем дело, выйдешь один через парадную дверь, и без липших слов. Не надо, чтоб тебя видели с ними… Пойдем, я тебе сразу все расскажу, потом, может, и времени не будет…
— Оставь парня в покое, — сказала Ноно, приподымаясь, этим своим мужским голосом, который рокотал откуда‑то из глубины и один мог нагнать страху, хоть она и говорила почти всегда вполголоса. — А вы, ребята, давайте‑ка отсюда, мне тут скандалы не нужны. Теперь, когда вас видел Ефрейтор, вам же лучше будет взять ноги в руки, — закончила она, говоря в сторону Клешни. А потом спросила Колючку: — Он тебе ничего не сказал?
— А что он должен был мне сказать? — ответила та, ста раясь говорить как ни в чем не бывало, но видно было: что‑то ее грызет изнутри…
— Ну, короче: проваливайте, и весь сказ. Этот субчик на вас донесет. Он давно на меня волком смотрит: знает, что я его хочу отсюда выставить раз и навсегда. Он мне тут девок не тому учит…
— А донесет‑то он о чем? — Окурок аж взвился на месте.
— Да ладно, нечего трепаться, еще им рассказывай то, что они знают лучше меня. Пошли вон, и все!
Тут Клешня отбросил от себя Вигезку одним толчком, вскочил на ноги и пнул ногой кувшин, стоявший на жаровне; вино разлилось и зашипело в огне. Ноно метнулась к двери, словно гора сдвинулась с места, и исчезла в мгновение ока.
— Ты что делаешь, паршивый черт, подонок?! — заверещала Колючка и бросилась на нашего Шанчика. — И это мы, дуры, виноваты, что впускаем сюда бандитов! Нет, виновата эта дрянь, что бегает за ним хвостом…
