А Вигезка тем временем уводила своего дружка все дальше и дальше от лампы. Наконец она усадила его на диван — у них стоит там такой, с соломенным тюфяком, в темном углу комнаты. Здесь она стала к нему ласкаться, и легонько целовать в шею, и покусывать уши, а этот наглец натянулся весь и смотрит куда‑то поверх ее головы, а руки запустил под ремень и прижал к животу и не полапает ее ну самую малость — я от одного этого начал беситься.
А раз Ноно нам уже подпустила между прочим, что вот, мол, «пришли клиенты и гуляют всухую…», то мы потребовали пару бутылок анисовой и еще пару — кофейного ликера: желудки у нас за день так настрадались, что принимали теперь только что помягче да послаще… Попозже послали Фанни, горничную, в трактир Шенеросы за горшком требухи, да побольше, но мы к этому и не прикоснулись…
И тут из двери, что ведет в спальни, появилась Колючка, оправляя волосы, а за ней — Пепе Ефрейтор собственной персоной! Зовут его так, кстати сказать, с тех пор, когда он и вправду служил ефрейтором саперов. Этот вот самый Пепе хоть и всего‑то сын сапожника Аржимиро по прозвищу Холера, чья лавка у Нового Моста, а строит из себя ваше благородие, потому как, изволите видеть, служит писарем в городской управе. Короче, этот парень — из тех хлыщей, у кого пуговица в кармане да вошь на аркане, а всего благородства — что носят плащ и шапокляк да водят знакомство с образованными господами, потому, мол, все они республиканцы или черт их разберет и собираются на Прошпекте говорить речи, которых никто не понимает, пока не придет полиция и не вытолкает их в три шеи. Но странно было вдруг увидеть его здесь, у Ноно; а я‑то всегда думал, что он клиентом ну хотя бы в доме Каридад или Монфортины, где, как вы сами понимаете, а я уже о том говорил, меньше чем за пять песет и не думай…
Правда, на «добрый вечер» его все же хватило, по с такой постной рожей — видно, и впрямь заело, что мы его видели. И тут же шмыг в заднюю дверь, а через нее здесь входят — выходят все, кто свой человек у хозяйки, и мы тоже через нее зашли. Однако же, выходя, он еще бросил искоса взгляд на Клешню; а тот ничего и не заметил, потому что вообще вел себя как последний дурак.
Колючка вышла проводить клиента, а когда вернулась, то сразу же подбежала ко мне, клюнула в щеку и прижалась, будто ей холодно.
У меня с ней уже бывали дела, и частенько. Конечно, она и не больно смазливая, и не очень в теле, но зато, люди говорят, опрятная, и от нее, мол, ничего не подцепишь, и уж если что делает, то делает хорошо. И честно говоря, так оно и есть… Она много раз мне предлагала, чтобы мы стали полюбовниками, чтобы мне, значит, не платить. Тут, понимаете, так припято: кто у них в полюбовниках, может оставаться ночевать с воскресенья на по- педельник и не платить ни шиша. Но если разобраться, то все это одна слава: те деньги, что ты не платишь за любовные дела, у тебя все едино уходят на ужин и выпивку, да еще давай на чай слепому Кудейро…
