Бэсамэ,
Бэсамэ мучо,
Ляляля — ляляля — ляляля — ляляля — ля…
Танго — танец, полный неги. Надо только отдаться его ритму, словно покачиванию гамака. Бэбэ совсем утонула в объятиях Жако, рот юноши приходился прямо против ее уха, и между двумя музыкальными фразами, когда тела замирают в равновесии, он ронял несколько полных значения слов:
— Ну что ж, Полэн с Розеттой, вот они счастливы…
Он чуть заметно прижал к себе девушку и приблизил губы к мочке ее уха. Бэбэ резким движением высвободила голову:
— Жако, послушай, ведь я знаю, чего ты добиваешься…
Он выпрямился. Выпятив грудь, слегка отстранил от себя девушку.
— Чего?
Бэбэ поймала его взгляд и, в упор глядя на парня, холодно проговорила:
— Запомни хорошенько, Жако: я отдамся только тому, кто будет моим мужем.
Жако опять схватил девушку, яростно увлек за собой в танце, трижды так резко повернул, что у нее перехватило дыхание, и внезапно остановился на самой высокой ноте припева.
— Да это что‑то новенькое! Факт! — вызывающе за-: смеялся он.
Бэбэ заговорила мягко:
— Послушай, Жако, к чему все это? Всегда одно и то же. И «я люблю тебя», и «приходите к железнодорожному мосту», и «давайте пройдемся вечером до кладбища»… Нет, меня на это не поймаешь.
Жако резко остановился, точно при исполнении фигурного вальса, сильно перегнул Бэбэ так, что голова ее запрокинулась, наклонился над девушкой, отбросив назад левую ногу, и грубо рассмеялся ей прямо в лицо. Лишь после этого он снова закружил ее в такт припева.
— Вот — вот, пришли мерку и тебе сделают муженька на заказ, тютелька в тютельку.
Она пожала плечами.
— Пожалуйста, Жако, не смейся так!
Он захохотал еще громче.
— Не смеяться?.. Ха, я имею на это право, я достаточно дорого заплатил за свой смех.
Танго подходило к концу, в зале постепенно зажигались лампочки, и от светящихся брызг зеркального шара уцелели только искорки в глазах людей.
Все немного притихли. Оба враждебных лагеря пили и наблюдали друг за другом. Между парнями из Гиблой слободы и парнями из Шанклозона лежала «no man’s land»[3] шириною в метр. Разговор шел внутри каждого кружка, но некоторые фразы произносились нарочито громко и поэтому звучали как вызов.
Парни из Гиблой слободы наперебой угощали друг друга в честь Полэна и Розетты. Жако спросил у Шантелуба:
— Ты слыхал, как Эсперандье собирается устроить наших молодоженов?
— Слыхал.
— Сдается мне, что он их использует на все сто.
— Ия того же мнения…
— Тебе следовало бы что‑нибудь сделать. Присмотрись-ка к этому получше. Ведь ты вечно торчишь в профсоюзах и всяких там организациях…
