Пока Марик отдыхал на диване, Абраша с благоговением принялся рассматривать его многочисленные рисунки и картины. «Хотя я не могу назвать себя очень верующим человеком, – часто говорил дядя Абрам, – но в работах Шагала я явно ощутил божественное присутствие».
Шагал проспал до полудня.
«Я с трудом дождался, пока он проснется, и сразу напомнил ему, зачем я приехал», – писал Абраша в своем дневнике. На что Шагал безапелляционно ответил: «Подождут твои нитки, никуда они не денутся, это тебе не Гомель, здесь нитки продаются на каждом углу, у тебя еще 6 дней в запасе. Сейчас мы пойдем в кафе, мне нужно сделать там несколько набросков».
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. По дороге в кафе я все время смотрел по сторонам, но нигде не заметил продавцов ниток, – Шагал явно преувеличивал».
Тогда в кафе Абраша впервые попробовал эклер: «мягкое ничто, наполненное сладким воздухом».
«Ах, какая прелесть», – повторил он, потягивая через соломинку игристое ситро. Шагал увлеченно делал зарисовки, прихлебывая остывший кофе.
Доев пятый эклер, Абраша заскучал. Он стал рассматривать нарядных прохожих, цветущие каштаны и, пригревшись, как кот в теплых лучах весеннего солнца, он было уже задремал, как вдруг в его поле зрения появилось нечто столь необычное, что Абраша мгновенно проснулся.
Через дорогу наискосок шел странник, скорее, это был не странник, а юродивый, вернее, это было нечто среднее между попом, юродивым, странником и сумасшедшим. Его облик настолько выпадал из общей картины, что Абраша потер виски. Это был большой, пузатый мужик со всклоченной бородой, обрамлявшей распухший нос и заплывшие глаза. Он шел босиком, опираясь на длинный посох. Поверх грязной ночной рубахи был наброшен рванный узбекский халат с торчащими клочьями ваты. Картину дополняла петлюровская папаха и кобура от маузера, которая болталась на огромном засаленном животе. Он уверенно направлялся в сторону кафе, волоча за собой двух плешивых полуживых собак, таких худых, что породу определить было невозможно. Прохожие предусмотрительно уступали дорогу.
«Если бы я увидел такую картинку в Гомеле, я бы, наверное, тоже удивился, но здесь на фоне нарядных парижан и цветущих деревьев, он производил убийственное впечатление», – говорил Абраша.
Он толкнул Шагала в бок, но тот, мельком взглянув, продолжал работать. Он разочаровал Абрашу – оказывается, это был вовсе не странник и никакой не юродивый, а известный литературный анархист Панкрат Бакунин, автор нашумевшего сборника стихов «Смерть труду».
