К нашей великой радости, в коллекции музея находятся две картины из семи, написанных вашим дядей. Как и описано в вашем рассказе, на обратных сторонах холстов стоят его подписи. Эти картины, несомненно, являются жемчужинами нашего музея и долгое время приписывались Пабло Пикассо.
Теперь, когда открылось истинное положение вещей, дирекция музея просит вашего разрешения открыть в музее Пикассо экспозицию Абраша-Пикассо. Дирекция музея обращается к вам с огромной просьбой, по возможности, прислать любые документы: фотографии, дневники, связанные с его именем, и, конечно, его картины и все личные вещи. Музей готов приобрести их в свою коллекцию.
Мы также хотели бы купить несколько ваших картин и рисунков, так как, по нашим данным, вы являетесь на сегодняшний день единственным продолжателем его творческой школы, зародившейся в артели слепых.
И пожалуйста, напишите поподробней о периоде, который Абрам Жердин провел в Париже.
С уважением Директор музея Катрин Фоше»
С подобной просьбой ко мне обратились и музей Прадо в Мадриде, и еврейский музей Нью-Норка. Сейчас я веду переговоры и, скорее всего, вы скоро сможете увидеть экспозиции, посвященные моему великому дяде в этих престижных музеях.
Но я должен сказать, что все, абсолютно все полученные мною письма сходятся в одном – мои корреспонденты просят побольше рассказать о дяде Абраше и особенно о его парижском периоде.
Я с большим удовлетворением выполняю просьбу моих дорогих читателей и постараюсь по воспоминаниям, дневникам и рисункам моего дяди воссоздать яркую картину тех четырех дней и ночей, проведенных Абрашей в центре культурной и художественной жизни Парижа.
Итак, давайте вернемся в то ранее утро 1925 года.
«Первые лучи едва коснулись верхушек деревьев на бульваре Монпарнас, когда с улицы Вавин на него свернули два еврея. Они шли быстрым шагом вдоль спящих домов, утопающих в прохладном воздухе, мимо закрытых жалюзи лавок, навстречу редким прохожим в сторону бульвара Распейл. И я не сомневаюсь, что даже с первого взгляда вы без труда узнали в них Шагала и дядю Абрашу.
Немного задыхаясь от быстрой ходьбы и не поворачивая голову, Шагал продолжал ворчать: «Это тебе не Гомель, шлемазл. Ну, что, понравился тебе Пикассо?» «Хвейс, – ответил Абраша на идиш, – гой как гой, ничего особенного я в нем не нахожу» и добавил по-русски: «С такими картинами в Гомеле он бы уже давно протянул ноги».
– Да, это тебе не Гомель, – в очередной раз повторил задумчиво Шагал, открывая двери подъезда на улице Леопольда Роберта, где он временно рентовал студию.
