Ничего, кроме правды | страница 22
За столом восстановилась тишина, все на минуту задумались.
Шагал, скрывая улыбку, воспользовался этой паузой и попросил Абрашу показать его великолепное одеяло.
«Когда я его развернул, – говорил дядя Абраша, – весь ресторан обернулся в мою сторону, а Пикассо сразу предложил мне 200 франков». И пока Пикассо не передумал, Абраша вызвался немедленно идти к нему в студию за деньгами.
Пикассо действительно выложил 200 монет. Одеяло ему очень понравилось. Аппликации из поношенного, местами пожелтевшего солдатского белья на серовато-зеленом фоне, произвели на него потрясающее впечатление.
Восемь лет позднее, один в один, ничего не изменив, он перенес Абрашину композицию на холст и эта картина принесла ему мировую славу. Пикассо поменял только название. Так «Падеж скота в Рогачеве в 1921 году», перейдя с одеяла на холст, получила новый, более глубокий смысл, превратившись в «Гернику». Она находится сейчас Мадриде, в музее Прадо, и по сей день пугает многочисленных ценителей живописи.
Здесь я вернусь к нашей истории, чтобы не уходить слишком далеко.
В мастерской Пикассо был беспорядок: на кушетке спала какая-то голая женщина. Она была сильно пьяна и, пока Пабло помогал ей одеться и выпроваживал ее за дверь, Абраша стал рассматривать картины. Картин было очень много, но ему не понравилась ни одна. Пикассо явно находился в творческом тупике и он в том честно признался. «Я сам, – говорил дядя Абраша, – предложил показать ему новое направление. Я чувствовал себя немного обязанным перед ним – 200 франков за одеяло было более чем щедро. Конечно, если бы я знал раньше, – любил повторять он, – я бы привез в Париж двадцать таких одеял, можете не сомневаться».
Пикассо с улыбкой принял Абрашино предложение и, подав ему палитру и краски, уселся в кресло. «Холстов бери сколько хочешь, – сказал он, – вон, там в углу».
Абраша решил работать по методу Малевича – писать сразу семь картин одновременно. И, чтобы не запачкать одежду, он снял лапсердак и рубашку, оставшись в нижнем белье. «Я расставил холсты по росту, как солдат на параде, от большого к меньшему и сразу принялся за работу, – рассказывал дядя Абраша. – Потягивая тягучий шартрез, – Пикассо немного иронично наблюдал за мной из глубокого кожаного кресла».
На часах уже было половина третьего, когда Абраша закончил работу. У стены стояли одна лучше другой семь великолепных картин, и Пабло мирно похрапывал, запрокинув голову. Абраша аккуратно подписал картины с обратной стороны и, чтобы не будить знаменитого художника, тихонько примостился на кушетке. Он не рискнул идти ночью к Шагалу с такой крупной суммой.