Год беспощадного солнца | страница 93
– Но она же не кошерная! – удивился Клюкин.
– Волнуешься за меня? Спасибо, друг! Ничего страшного: я сам решаю, что кошерное, а что трефное! – отбрил Литвак. И без перехода: – А литература? Какая национальность больше всего вложилась в русскую литературу? Молчите? Нечего сказать? То-то же.
– Полностью с тобой согласен! – заявил Клюкин. – Один Лев Толстой чего стоит! Я слышал, что его настоящая фамилия Рабинович. Лейба Николаевич Рабинович.
– А кто еще? – спросила Клементьева.
– Пушкин! – крикнул Клюкин.
– Ничего ты про Пушкина не знаешь! – снисходительно заметил Литвак. – Кто у него был прадед по материнской линии? А?
– Арап Петра Великого, – выпалил Клюкин.
– Вот – ты сам сказал! – удовлетворенно отметил Литвак. – Араб – уже семитская раса. Ты близко подошел к правильному ответу. Иди дальше!
– Семитских рас не бывает! – возразил Клюкин. – Бывают семитские языки.
– Если быть точнее, – не обращая на него внимания, продолжал Литвак. – Пушкин даже не араб, а эфиоп. А какая религия у эфиопов?
– Какая?
– Иудаизм!
– Вона как! – присвистнул Клюкин. – Значит, Александр Сергеевич Пушкин – еврей? Точнее, иудей?
– Молодец, делаешь успехи, – похвалил Литвак.
– А может, он вообще был хасидом?
– Не исключено.
– Так может, у него настоящая фамилия – Пушкинд?
– Это было бы правильнее, – согласился Литвак.
– И все Пушкины четыреста лет на самом деле были Пушкинды?
– Ты умнеешь прямо на глазах.
– А вот в энциклопедии сказано, я сам читал, – не унимался Клюкин, – что в Эфиопии пятьдесят процентов населения – христиане и сорок семь – мусульмане. И только полтора процента – негры, то есть, чернокожие евреи. Их в Израиле за людей не считают. Потому что они не знают Талмуда и не хотят знать. Значит, и Пушкинды не знали. Какие же они тогда иудеи?
– В какой это энциклопедии сказано? – с подозрением спросил Литвак.
– В Большой Советской.
– А-а-а, – протянул Литвак. – В советской… Там что хочешь могли написать.
– И в Еврейской энциклопедии тоже самое! Сам читал, – настаивал Клюкин.
– Значит, плохо прочитал. Или не понял.
– Тогда почему Пушкинды четыреста лет не в синагогу ходили, а в церковь?
Литвак откашлялся.
– Ты меня перестаешь радовать, Толик. Ни хрена ты не понимаешь в религиях. Как и все вы. Мы вам Бога дали, а вы как были неблагодарными гоями, так и остались.
«О! – удивился Мышкин. – Что-то новенькое».
Он решительно сунул рукопись в ящик стола и запер на ключ.
– А вот и я, – пропел он, садясь за стол. – Спасибо, что дождались.