— Я так давно не видел своих собратьев. Вот этот, что лишен дара речи, — я не узнаю его, но он джинн. Какая магия!
Рассол на мгновение задумался — что, если Харпо Маркс действительно из породы джиннов, — но тут же одернул себя. Слишком многое нынче не укладывается в его жизненный опыт, вот и лезут в голову всякие нелепости. Нужно быть осторожнее, не то он совершенно утратит трезвость рассудка.
— Ты прожил в наше мире тысячу лет и никогда не видел кино?
— Что такое кино?
Медленно и очень тактично Август Рассол объяснил Повелителю Джиннов смысл иллюзий, создаваемых движущимися картинками. Закончив, он почувствовал себя так, точно только что изнасиловал добрую фею на глазах у детского садика.
— Значит, я по-прежнему одинок? — спросил джинн.
— Не совсем.
— Совсем, — ответил джинн, спеша забыть о неприятном моменте. — Так что ты собираешься сотворить с Цапом, Август Рассол?
Тем утром Эффром Эллиот проснулся, предвкушая послеобеденный сон. Ему снились женщины — и то время, когда у него еще были волосы, и он мог выбирать. Ночь прошла дурно — не умолкали какие-то псины, хотелось поваляться в постели еще, но только солнце заглянуло в окно спальни, сна как не бывало. Досмотреть сон теперь получится только после обеда. И так — уже двадцать пять лет, с тех пор, как он вышел на пенсию. Только жить стало легче, и можно подольше поспать, как тело начало диктовать свои условия.
Эффром сполз с кровати и оделся в полумраке спальни — штаны из рубчатого плиса и фланелевая рубашка, с вечера разложенные супругой. Нашарил шлепанцы и на цыпочках вышел из спальни, придержав ладонью дверь, чтобы не разбудить жену. А в коридоре вспомнил, что супруга уехала в Монтерей — или она собиралась в Санта-Барбару? В любом случае, дома ее нет. Но передвигаться он все равно предпочел как обычно — украдкой.
На кухне Эффром поставил кипятить воду для утренней чашки кофе без кофеина. За окном к поилке уже слетались колибри и зависали над корытцем среди фуксий и жимолости — хлебнуть красной водицы с сахаром. Колибри Эффром считал домашней птицей жены — на его вкус, они мельтешили слишком быстро. По телевизору он как-то видел передачу о природе, где говорилось, что метаболизм у этих птичек такой быстрый, что человека они, наверное, вообще не замечают. По мнению Эффрома, все человечество пошло по пути колибри. Все и вся вокруг происходит чересчур быстро — настолько, что сам он порой кажется себе невидимкой.
