* Филиппино Липпи (1457-1504) - живописец и рисовальщик, учился у своего отца, фра Филиппо, затем у Боттичелли. Его фресковые росписи в капелле Бранкаччи (церковь Санта Мария дель Кармине, Флоренция) и капелле Караффа (церковь Санта Мария сопра Минерва, Рим) отличаются выразительностью образов и обилием архитектурно-декоративных мотивов, навеянных искусством античности.
* Лоренцо ди Креди (1459-1537) - флорентийский живописец, ученик Верроккьо. Его композиции отличаются тонкостью исполнения и поэтической одухотворенностью героев. Среди работ выделяются "Поклонение пастухов" (Уффици, Флоренция), "Мадонна с младенцем" (галерея Боргезе, Рим).
Случается с Леонардо и такое, что он вдруг начинает молоть сущий вздор, переходя от серьезного разговора к шутке. И на сей раз, расставаясь с нами, он промолвил:
- А теперь послушайте напоследок. Спросили как-то одного художника, отчего, мол, люди на его картинах столь прекрасны, а дети у него так безобразны. Тогда тот ответил: все оттого, что картины я делаю днем, а детей ночью.
Вероятно, этот рассказ был направлен против кого-нибудь из нас. Ведь Леонардо всегда и обо всем говорит не без умысла. Но меня его слова нисколько не задели: я не женат.
Возвращаясь домой, я задумался над его убеждениями. Следовать советам Леонардо означало бы подражать его искусству, уподобившись Лоренцо ди Креди. Леонардо, бесспорно заслуживающий уважения, хотел бы возвышаться над всеми остальными и в своих высказываниях. Но что значат слова, когда картины суть воплощение идей? К тому же нужны законченные идеи, а не случайно высказанные отдельные мысли. Леонардо слушают у нас из чистого любопытства, но по его стопам не идут. Возможно, это и было одной из причин, заставивших его в свое время переехать в Милан, куда он вновь намерен вернуться.
* * *
Любой обман, каким бы он ни был, никогда не принесет успокоения тому, кто его совершил, особенно не без личной корысти. На днях меня разыскал человек, приехавший из Рима. Посулив несколько заказов, он попросил перечислить ему все выполненные мной скульптурные работы. Не успел я назвать среди прочих спящего Купидона, как разговор принял совершенно иной оборот. Оказывается, моя скульптура была продана кардиналу Риарио за двести дукатов тем же торговцем, что уплатил мне за нее тридцать. Человек, подосланный ко мне кардиналом, хотел удостовериться, действительно ли статуя античной работы и нет ли здесь подвоха. Мог ли я сказать неправду, коли сам обмолвился о Купидоне, перечисляя свои работы?
