Он узнал, например, что мать его голодает, пожалел её и решил накормить. Раздобыл селёдку и понёс ей. Но селёдка очень вкусно пахла, поэтому Мур отъел у неё хвост. Потом ещё немножко. И ещё немножко. А потом решил: всё равно осталось так мало и нести неловко, и потому доел остальное.
— А Лукоморье! — закричала дочь. — А кот учёный, который «всё ходит по цепи кругом»!
Ральф посмотрел на меня вопросительно — он ведь не знал Пушкина. Мы ему наперебой рассказали: «Идёт направо — песнь заводит, налево — сказку говорит», и всё это стихотворение до конца.
— А в «Синей птице», — напомнил сын.
Мои дети недавно были в театре и видели «Синюю птицу».
— А там что за кот? — спросил Ральф.
— Там есть не только Кот, но и Пёс, — сказала дочь, — тебе было бы интересно. Как это глупо, что собакам нельзя в театр. Пёс там очень славный и верный, а Кот — предатель, он ведёт детей прямо в царство Ночи. Дети — мальчик и девочка, Тильтиль и Митиль — ищут Синюю птицу, а Кот не хочет, чтобы они её нашли и стали счастливы. Отвратительный Кот!
И тут Васька снова встал:
— Сыт вашими разговорами по горло. Все псы у вас хороши, а все коты плохи? Я ухожу от вас.
— Умираю, — сказала дочь.
Есть у неё такая привычка — ехидно говорить: «Умираю!»
— Куда же ты от нас уйдёшь? — рассмеялся сын.
— У нас тебя кормят, тебе тепло и крыша над головой, — прибавила я. — А так кто тебя накормит? Настанет осень, пойдут дожди, где ты будешь жить? По подворотням?
— Не беспокойтесь, — ответил Васька, — не пропаду. Я уйду в люди.
— А что это значит, ты понимаешь, — уйти в люди?
— Конечно. Я стану человеком.
— А как же ты станешь человеком, скажи на милость?
— Очень просто. Мне один приятель давно это дело предлагал. Что, говорит, в котах ходишь, каждый может тебя ногой ударить, иди-ка ты лучше в люди. Ему знакомые студенты-арабы привезли порошок, ну вроде того, каким халифа-аиста, что ли, заколдовали, этот порошок в людей превращает. Я всё отказывался — ради вас. Всё думал, как вы без меня проживёте, без Васьки-то. Но вы, понимаете, так начали меня воспитывать, что мочи моей больше нет. Я ухожу.
И Васька опять весь собрался, стал вдвое короче и толще и загнул хвост за спину. А потом повернулся и ушёл от нас.
Он — хвост столбом — шёл по просеке, и мы смотрели ему вслед до тех пор, пока он не пропал из виду.
— Туда ему и дорога, — нерешительно сказала дочь.
Но всем нам тоже было немного не по себе.
— Что это он сказал насчёт того, что пойдёт в люди? — спросил сын.
