В одном из своих интервью Авилов назвал себя „медиумом“… Мне кажется, Авилов был идеальным медиумом режиссера Валерия Беляковича, наилучшим высказыванием его мысли, наиярчайшим выражением его творческой воли.
Все лучшее в Авилове: его пластический талант, врожденный артистизм, „прекрасное уродство“, золото волос, прелестный голос и речь, чувствительная, страдающая душа — все было отдано без остатка Театру на Юго-Западе, все стало текучим воском, податливой глиной в руках художника…»
«Воплощенная душа этого театра» — именно таким он и был, артист Виктор Авилов, проделавший на этих подмостках поистине изумляющий путь: от неуверенного в себе и в своем выборе самодеятельного артиста, для которого не было ничего важнее, чем рассмешить и «завести» публику, до человека, осознавшего свое высокое призвание и понявшего, что такое Театр, что он может значить в жизни людей, как далеко может позвать, как многому научить неокрепшие ум и сердце…
Авилов был не просто ярко выраженным романтическим героем, но, как отмечали после его раннего ухода, «романтическим гением» со всеми вытекающими из этого определения признаками, начиная с абсолютно инфернальной внешности и кончая самим фактом его смерти. Марина Давыдова писала в некрологе: «Виктор Авилов умер, не дожив до 52 лет. Еще один, едва ли не главный признак „романтических гениев“ — они никогда не становятся стариками». И конечно, он был самородком — одним из разряда тех русских самородков, которые, обладая бешеной работоспособностью, «делают себя сами», добиваясь невероятных высот не только в своем профессиональном деле, но и становясь подлинной личностью. Он не просто играл самые сложные роли мирового репертуара — он наполнялся мыслями и чувствами благородных героев, мятущихся страдальцев, изощренных злодеев, глубоко переживал их в себе и невольно какая-то часть чужого характера следом, тенью оставалась в нем навсегда, как бывает это у настоящих, больших артистов. Виктор Авилов не просто воплощал на сцене этих разных героев — он был ими… А тот особенный магнетизм, который исходил от него, заставлял зрителей пристальнее всматриваться в его героев, чувствовать их радость и боль так, как если бы они были собственными.
Говорят, студенты театроведческих факультетов писали об Авилове курсовые и дипломные работы, сравнивая его с Михаилом Чеховым и Эдмундом Кином — никогда не виденными, но всегда казавшимися настолько хорошо известными, что эти сравнения выглядели вполне органично. Таким образом, для неофициальной критики Виктор Авилов уже давно стал магом и чародеем…
