– Одевайтесь да пошли. Машина ждёт.
– Так его, петуха, – благодушно произнёс Слава, когда мент вышел. – Теперь он тебя невзлюбит. Умеешь налаживать отношения.
Вадик завозился на печке в свитом за ночь гнезде из одеял и сел, свесив ноги.
– Всем доброе утро, – промурлыкал он, любовно оглядев моё шёлковое бельё, и зевнул, закрыв рот ладошкой.
– Доброе, доброе, – ответствовал я и выглянул в окно. Перед домом стоял ЗИЛ-131, обозлившийся Доронин курил около приоткрытой дверцы.
– Чего видать? – Слава потянулся на раскладушке.
– Ждёт, – сказал я. – Надо ехать.
Компаньоны нехотя оделись и, взяв заправленный с вечера рюкзак, побрели к машине. При нашем появлении Доронин затоптал окурок, прыгнул в кабину и громко захлопнул дверь. Мы полезли в кузов.
– Эй, лови мешок! – гаркнул Слава.
Он бесцеремонно швырнул сидор кому-то в руки. На скамейках сидели люди в синих бушлатах с бирками. Судя по застарелой худобе, они являлись давними обитателями усть-марьского лагерного пункта, а по мышиным мордам – теми самыми бесконвойниками, находящимися на положении рабов Проскурина. Их было десять. Ещё двое, в застиранном камуфляже, расположились у заднего борта. Один держал между коленей самозарядный карабин Симонова. Это была наша охрана. Мы сели рядом с ними.
– Ружьё-то тебе зачем? – спросил я, устаканиваясь на жёсткой лавке. – Никак пострелять в кого вздумал?
– На всякий пожарный, – невнятно пробормотал парнишка. – Тайга всё-таки, звери кругом.
– Это точно, – Слава цыкнул зубом и заправски подмигнул конвоиру. – Тебя как зовут?
– Володя.
– А меня Славой.
– Толян, – поспешил представиться другой, не дожидаясь, когда его спросят.
– Давно служишь?
– Да пятый год, – в отличии от Володи, Толян нагонял на себя солидности. Ребятам было года по 22, максимум 23. Даже если учесть, что в армию он пошёл в 18 и остался на сверхсрочную, названный им срок возможно было признать лишь с некоторым натягом.
– Здорово, – осклабился Слава. В этот момент машина дёрнулась и мы покатили по сонной улочке в сторону моста через Марью. – А я, считай, пятнадцать отмахал, в позапрошлом году уволился по сокращению штатов.
«Во заливает, – подумал я, наблюдая за поведением друга. – Срок за убийство туда же приплюсовал. Ну даёт стране угля! Интересно, зачем он это братание затеял, ностальгия обуяла? То подальше цириков посылал, а теперь чуть ли не в обнимку. Отношения что ли налаживает?» Корефан тем временем разошёлся вовсю, оттаявшие менты уже хохотали над каким-то анекдотом, а зэки посматривали на веселившихся с плохо скрываемой неприязнью. Вадик недоумённо взирал на происходящее, придерживаясь за край скамейки, чтобы не так сильно трясло.
