Например, в «Зеленой ветке». И заправляла там дама приятной наружности по имени Уртензи (ДЛ 5).
Формально, конечно, трактир принадлежал ее деверю. Или не деверю, родственные отношения такая запутанная штука, что Петрович даже не пытался понять, кто кому кем приходится. Ну пусть деверь будет, плюгавенький такой забитый мужичонка с жалким взглядом.
А истинной королевой бензоколонки была Уртензи. В зале она появлялась редко, и всегда это было Шествие. Плечики круглые, юбки длинные, волосы черные, а бусы коралловые. Ух. И ох. Петровича она выделила, наверное, на пятый визит, когда он задумчиво ковырялся в жареной курице.
— Невкусно?
Боже мой, а голос, голос какой! Бархатистый, с негой и томлением. Петрович даже удивился себе: вроде бы и не мальчик давно, и гормональные бури организм не сотрясают.
— Заменить? Есть отличная рыба.
— Нет, спасибо, все в порядке.
Сказать по правде, Петрович соврал. Курица ему не понравилась. Жесткая, и перечесноченная.
На следующий раз он заказал рыбу, и та в самом деле была вполне съедобной.
Надо сказать, что кулинария была одним из хобби Петровича. Он специально упросил одного своего товарища — в прошлом повара, — а нынче большого человека, дать ему несколько уроков. Большой человек с удовольствием вспомнил молодость и обучил Петровича готовить практически все блюда советского общепита. Кстати, если их готовить по всем правилам и с соблюдением норм закладки, то получается и сытно, и вкусно.
Единственное, дрожжевое тесто никак не давалось. Всегда лотерея была, взойдет или нет. И в чем дело, Петрович так и не разобрался.
Он заходил в «Зеленую ветку» еще несколько раз, случись ему находится поблизости, но никак не выделяя этот трактир среди прочих.
А вот Уртензи его явно выделила из общей массы посетителей.
Едва он уселся за стол в очередной раз, она подплыла к Петровичу и поинтересовалась:
— Что-то вы редко заходите к нам, неужели ваши слуги так искусны в приготовлении пищи?
Зал замер.
Петрович тоже. На всякий случай замер и Равшан.
— Если вы позволите, я пришлю вам к завтраку прекрасную баранью похлебку.
Тишина стала совершенно невыносимой. Буквально-таки звенящая тишина.
— Очень благодарен за любезное предложение, но к сожалению, вынужден отказаться.
К отказу Уртензи явно не была готова. Она запнулась, покраснела, и стремительно развернувшись, едва не бегом, покинула зал.
Петрович и сам испытывал чувство неловкости. Но с другой стороны, он-то никак Уртензи не обнадеживал и намеков не делал. И, положа руку на сердце, не видел их с ее стороны.
