Диктатор | страница 31



— Не бойся,— попыталась успокоить его она.— Я не террористка.

— Ты… Вздумала играться! На работе не наигралась? — глухо и отрывисто проговорил Сталин. Он никак не мог прийти в себя и обрести прежнее спокойствие,— Не видишь, что я занят? Кто позволил врываться ко мне в святые для меня часы? Здесь тебе не спальня. Ты хуже террористки!

Надежда Сергеевна молча стояла перед ним; черты ее овального, с мягкими контурами, лица расплывались в полумраке. Она смотрела на мужа теплым, заботливым и любящим взглядом. Ведь они не виделись целый день!

— Извини, что помешала тебе. Но уже так поздно! Может, я тебе не нужна?

— Опять эти дамские капризы! Ты всегда мне нужна. Но я еще не закончил работу. О каком сне может идти речь? Наполеон спал всего четыре часа в сутки и завоевал пол-Европы.

Он пристально взглянул на нее. Испанского типа лицо, красивое и лукавое… Такой она нравилась ему больше всего. В эти минуты он ощущал себя помолодевшим, почти одного возраста с ней. И ловил себя на мысли, что в жизни ему очень повезло: вот ему уже полвека, а она совсем еще девчонка, и надо же, влюблена в него, как в юношу…

— А не посидеть ли тебе со мной? — неожиданно миролюбиво спросил он.— Может, услышу добрый совет. Вместе почитаем «Правду». Вот как мне реагировать на эти дифирамбы? Скучные статьи — это же, конечно, не «Тихий Дон».

Надежда Сергеевна наклонилась над газетой, разложенной на столе.

— Этот номер я уже читала.

— Ну и что скажешь?

— Горжусь тобой,— почему-то дрогнувшим голосом ответила она.— И боюсь за тебя.

— Гордишься? — недоверчиво переспросил Сталин,— И в то же время боишься. Как это понять? Ты не врешь?

Ее прямо по сердцу полоснула очередная бестактность мужа, радостное настроение вмиг померкло, сменившись возмущением и обидой.

— Знай раз и навсегда: я никогда не вру. Я же не политик…

— Выходит, политики всегда врут? — Внезапная улыбка Сталина была для нее совсем неожиданной. Право же, от этого человека не знаешь, когда и чего ожидать.— Вот тут ты, Надюша, попала в самую точку.

И то, что Сталин, не терпевший возражений не только от своих подчиненных, но и от своих родных и близких, на этот раз не стал ее опровергать и обличать, и то, что, редко называя ее по имени, он сейчас все-таки назвал, да еще и с оттенком ласки, смягчило Надежду Сергеевну. Она присела рядом с мужем.

— А хочешь откровенно? — задиристо спросила она.

— Надо всегда говорить только откровенно,— наставительно сказал он.