— Я ни разу не видела, чтобы он смеялся, только улыбается иногда, — шептала Софи.
— Он не смеется с тех пор, как умерла Диана, — ответила ей Орианна, — но, девочки, вы видели медальон? Раньше его не было.
— Может, это память о матери? — включилась в разговор Эмили.
Стадо, вспугнутое их шепотом, бросилось к темному лесу. Стройные тела газелей выпрыгивали из высокой травы.
— Вот сороки, — воскликнул Тьери и встал из укрытия, — и как вы умудряетесь не умереть с голоду? Просто удивительно!
Девушки, ахнув, бросились вслед за стадом, мелькая разноцветными платьями.
— Ну что, пойдем в лес, нужно найти стадо, — проворчал Тибо.
Тьери замер, глядя в сторону леса и, останавливая нас, поднял руку. Из густых зарослей вышел Иша. Он неторопливо гнал перед собой маленькую газель, едва заметную в траве. Подойдя, сел и, фыркнув, выказал пренебрежение нашему умению охотиться. На его шее блестела тонкая золотая цепь с небольшим медальоном, в котором хранилась часть моего амулета, отданного Эйирой после церемонии посвящения.
— Молодец, Иша, — я потрепал его по загривку, — среди нас ты лучший охотник.
Настал час расставания. Мы взошли на корабль, и Тьери отдал приказ ставить паруса. Когда каравелла, отчалив от пристани, стала медленно удаляться от берега, в рассветной тишине раздался неожиданно сильный и красивый голос. Мы посмотрели вверх: Орианна пела, стоя на рее у самой верхушки мачты и держась за нее одной рукой. Песня неслась над гаванью, далеким эхом отражалась от скал и, уносясь ввысь, затихала в бездонной едва посветлевшей синеве неба.
Рассвет-тихоня ждет напрасно,
Упав на мир дождем косым,
Любви настурции прекрасной.
Не расцветет она пред ним.
Но, если луч звезды дневной
Ворвется пылко в мир земной,
Цветок прелестный в тот же миг
Откроет солнцу чистый лик.
Будь смелым, мальчик мой влюбленный,
На свет печали не яви.
Не то от Сельи непреклонной
Ты будешь тщетно ждать любви.
Но если речи твои жарки,
А клятвы горячи и страстны,
Тебя красотка в сей же час
Одарит лаской жгучих глаз.
Стихи Джорджа Герберта, превращенные Орианной в песню, звучали как насмешливый призыв. Я понял, что они обращены ко мне. И вновь непреодолимое влечение охватило меня. Злясь, сжал кулаки. Что со мной? Инкуб, закованный когда-то моим разумом, стал сильней и, разрывая цепи, рвался на свободу. Я уже не мог заставить его покорно подчиняться моей воле.
Орианна была одета в необычный костюм: турецкие шаровары и белоснежная сорочка стянуты на тонкой талии широким кожаным ремнем. Короткий, вышитый речным жемчугом и серебром жилет, красная косынка на шее. Ее волосы, заплетенные в косу, были перевиты алой лентой.
