Вот так всегда, с полным презрительной брезгливости лицом Пелл избегал касаться её или вообще даже находиться поблизости от Розмари во время «лунных дней». И сейчас то, с какой спешкой он отступился подальше от неё, не подбавило женщине уверенности и увещиваний. Отступился потому что… почему? Не оттого ли, что уже готовился как-то заявить на неё свои права? Сегодня же вечером, дождавшись, покуда мальчик заснёт? Стылый ужас захлестнул сердце, нарастая под грудью, но глубоко внутри что-то ещё, что-то другое, сплеталось с побегами страха. В ней пробуждался тот самый голод, что и у всякой женщины, голод, не имеющий ничего общего с обычной пищей. Голод, не совместный с разумом; голод, жаждущий тёплых рук, нежно касающихся измученных плеч; напоминающий о том времени, когда эти самые руки согревали не только плечи, но и общую постель.
Но что, если?.. Вывернувшись сквозь пальцы, мысли суетливо разбежались в стороны, избирая иную колею. К свету. Что, если… Что, если Пелл искренен, и его возвращение без задних мыслей… Он повторяд, и не раз, что стремится изменить свою жизнь, что сделает теперь всё, как должно, станет отцом — малышу и супругом — ей. Что если, он подразумевал только это и теперь бредёт наощупь, выбираясь верной дорогой? Мог… может ли он измениться? Могут ли они доискаться любви, что некогда разделяли друг с другом, и возвести что-то на осколках? Что если она уступит и попытается вновь пробудить в нём зачахшие ростки той, давнишней любви? Так ли уж глубоко в ней укоренились былые страхи? Можно ли заново возродить к жизни давние мечты?
Непроизвольно в памяти восстала страсть, коей она некогда пылала к Пеллу, возбуждение, с которым горела каждая клеточка тела от одного его прикосновения — и довольство воссоединений. На долю секунду прежнее тепло поднялось и схлынуло волной, пронесясь от макушки до пяток. Чтобы тут же затухнуть. Размытые, воспоминания эти, об их… слияниях, таяли, разъеденные, словно попорченная временем деревянная резьба под ударами бурь и штормов, оставляя от себя одни лишь сколы да щербины на месте, бывшим когда-то фасадом. Она была без ума от Пелла, он манил и притягивал, безудержно и неодолимо. Но теперь Розмари не могла при каждой мысли о нём не вспоминать и о том, как тот унизил и отшвырнул её ровно использованную вещь. Память эта изнашивала, безжалостно сдирая всякое поверхностное удовольствие, что они когда-то делили, обнажая на свету наивное безрассудство. Нет. Никаких больше девичих глупостей и прочего легкомыслия. Силой она заставила себя взглянуть правде в лицо… Пеллу в лицо, увидеть его настоящего, а не призрака из давних мечтаний.
