― Нет… ― Его голос. Мы с мамой синхронно оборачиваемся ― в дверях, с разинутым от шока ртом, застыв, стоит отец.
― Он вернулся! ― радостно восклицает мама. ― Наш мальчик жив!
Ни разу в жизни не видел Генерала, потерявшего дар речи. Но, тем не менее, вот он ― слишком ошеломлен, чтобы вымолвить хоть слово.
В тот же миг на меня сходит озарение. Отец обманул маму. И всех могадорцев тоже. Защищал ли он так свое самолюбие или боялся запятнать свой генеральский авторитет, или и то и другое вместе?.. В общем, он состряпал для меня почетную кончину. Так что никто, кроме отца (и Ивана, где-бы он ни был) не знает, что я восстал против могадорского дела.
У меня считанные секунды на то, чтобы интерпретировать ошеломленное молчание отца в свою пользу и сыграть на этом.
Вскакиваю с дивана и обнимаю его.
― Отец, я жив. ― Ощущаю, как всё его шести с половиной футовое (195 см) тело деревенеет от отвращения, но как ни в чем не бывало продолжаю свою игру. ― Я вернулся.
* * *
Рассказываю им историю своего возвращения в Эшвуд. Как меня вымыло на берег со дна оврага, как меня спасли местные, как я восстанавливался в лагере гуманитарной помощи. Незначительно искажаю правду, описывая моих друзей-людей наивными дурачками, вру, что намеренно манипулировал добротой Элсвита, дабы добраться сюда. Короче, изображаю себя верноподданным могадорцем, которым более не являюсь… но в целом, эта версия, весьма близка к правде. И я знаю: это именно то, что им нужно услышать.
― Я должен был вернуться, чтобы вас увидеть, ― говорю я под занавес. ― И продолжить служение делу.
Заставляю себя смотреть отцу прямо в глаза. Мне стоит огромных усилий не уклоняться от его взгляда, как и отцу требуется вся его воля, чтобы не перемахнуть через журнальный столик и не удавить меня прямо на месте.
С кухни доносится звонок таймера духовки. Извинившись, мама встает и, бормоча что-то насчет моего героического и отважного спасения, уходит на кухню проверить, что там сготовилось.
― Так что… ― обращаюсь к отцу, ожидая его реакции.
Без слов он бросается ко мне, сгребает в кулак футболку и поднимает меня в воздух. Я болтаюсь в его крепкой хватке в нескольких дюймах от пола.
Его лицо с каждой секундой багровеет от злости.
― Объясни-ка, почему я не должен сломать тебе шею прямо сейчас?
― Ты же не хочешь, чтобы правда выплыла наружу и все узнали, как я тебя подвел, иначе бы не стал всем врать. ― Перекрученный ворот футболки начинает пережимать кислород. Но я заставляю себя говорить: ― Как ты уговорил Ивана сохранить твой секрет?
